- ....да, я полностью за него ручаюсь, это первый и последний раз, сколько можно повторять? - нервно смотрю на в очередной раз пискнувший голодом телефон, на часы выключенного дотемна для экономии, дисплея и едва хвостом себя не бью.
- Заполните еще эту форму, - у этой леди на лице жабами нагажено вот потому она так не торопится. Я уже отвалил денег всем на лапу, внес все залоги официально и не официально, но нас упорно не отпускают, а Бронну упорно не отдают его документы. Он уже сам не рад, что меня дернул, вижу, что мнется, но держит лицо. падаю рядом с ним на жесткую железную скамью после очередного ряда подписей и погружаемся в очередное ожидание.
- Значит, у тебя все получилось?
- Я теперь очень богатый человек.
- Поздравляю, бро. Как ощущения?
- Странные.
- Я не про бабло.
- Я тоже.
И рассказываю ему. Как есть, кратко, но без утайки. Все равно мы уже три часа тут сидим, а темы кончились.
- Скажи Шае, чтобы вышла на связь с Клиганом. Он говорил, что поможет, когда соберем бабки. С Петиром я поговорю сам, ей не сообщай, что она свободна. Ну а с нашими долгами со дня на день разгребемся.
Телефон снова гундосит, что разряжается.
- Мисс, можно зарядить телефон? Мне очень надо.
Жаба за бронированным стеклом смотрит на меня так, будто я кого-то убил. Ах да, тут же только такие и ошиваются. Визгливо сообщает, что здесь не стол заказов и она не может одновременно оформлять документы и выполнять все желания, у нее еще и обед вот-вот. понимая, что пока не могу баблом побеждать зло бюрократии снова оседаю на скамье и слушаю друга. Да знаю я, что ты не спецом. Знаю и то, что ты просто так кулаками махать не станешь, не с твоей судимостью. И конечно я не оставлю тебя в беде как и ты никогда не оставлял меня. Просто невовремя это все.
- Слушай, мне позвонить надо. Дай свой мобильник.
- Прикалываешься? Я ж им вчера этому ублюдку Меррину ебальник и разбил. Валяется где-то в стрипушечной.
- Жаль не Меррин.
- Да, жаль, что не Меррин.
- Мисс, а можно от Вас позвонить?
Жаба за бронированным стеклом смотрит на меня так, будто я кого-то убил. Повторяюсь. Это от нервов. Полуспящий бомж и кокетливая, абсолютно выдолбленная до костей проститутку среди посетителей веселого места мне тоже не помощники. Равно как и дежурный, что столбом врос в стену и только лупалами лупает.
- И ты готов? Брат, это же твой шанс. Не наш, как было изначально, а твой, личный. Для тебя.
- Я боюсь.
- Не веришь им?
- Они молодые парни, привыкшие покупать все, что пожелают. Вдруг это все-таки... - вспоминаю цитату и тусклое сияние опаловых глаз в вечернем полумраке. - Очарование момента.
- Ну так не попробуешь и не узнаешь. Ну максимум купишь билет обратно и вернешься. А тут мы. Семья не бросит.
- Мистер Торрето, разлогиньтесь.
- Что, засслал, красавчик, стать счастливым?
- Иди на хуй.
- Ну это вряд ли, не меня в такую историю втянули.
Вскакиваю, делаю несколько шагов к выходу, когда мне в кисть цепко вгрызаются две руки и повисает жилистая туша.
- Ну прости-прости, бро. Не подумал. Но раз ты так реагируешь, это ли не значит, что типа ну... Это серьезно у тебя?
- Завали ебальник, Бронн.
- Нихуя. Я хочу, чтобы мой бро был типа счастлив.
- А я хочу тебе ебыч набить.
- Да валяй, мы в участке, я тут уже освоился, покажу тебе карцер. А ты не успеешь туда, куда так торопишься.
Телефон снова вибрирует. Я психую и снова мечусь к окну с бронированным стеклом.
- Мисс, долго еще?
- Я предупреждала, что у меня обед? - сюрпает лапшой из картонной коробки и включает шоу по телеку. И вот тут я зверею.
- Значит так, милочка, ты сейчас же откладываешь свою сраную лапшу и доделываешь свою работу, потому что я, мать твою, пизздец как тороплюсь и просидел здесь уже достаточно, пока ты свой знатный багажник переминала с булки на булку.
У чернокожей мадам падает пластиковая вилка в лапшу. Бомж с хрюканьем просыпается, героиновая шлюха заметно воодушевляется, дежурный застывает в позе служебной шавки.
- Что вы там сказали?
- Я сказал, -набираю в грудь побольше воздуха и говорю со всем жаром, на который сейчас способен, - что в этой серии семейства Кардашьянов Тристан, выебывается на камеру, «посмотрите какой я заботливый, какой классный», а Скотт.. Терпеть его не могу, инфантил, для чего его вообще показывают и возятся с ним, как с ребенком, не понимаю. Ну дебил дебилом, и по разговору, шуточкам, да и выглядит так же.
- Да-да, сезон слабый, смотреть не интересно стало, - поддакивает вдруг дежурный и тут же смущается, вновь превращаясь в тыкву.
- Хлоя, моя девочка, я всегда за нее, - поддакивает проститутка, а бомж завершает перфоманс возгласом.
- ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ ЛИБЕРАЛЫ! ЭТО ВСЕ ТРАМП, ТРАМП, ТРАМП!
- Е-баааааать....  - присвистывает Бронн и сползает по скамейке.
- Вообще-то я не смотрела этот сезон, а Вы не смейте на меня орать!
- Слушай, детка, - ой по какому охуенно тонкому льду я сейчас иду. - Мне пиздец как надо бежать. У моего малыш день рождения, у меня куплены билеты на настоящий святочный бал по Гарри Поттеру...
- Драко, мой мальчик, я так люблю его! - воет проститутка как мой верный второй пилот.
-  А я считаю, что Волан-де-Морт был отчасти прав в своей идее.
Вот тут мы все оборачиваемся на дежурного и смотрим на него ну оооочень внимательно. Он же тоже чернокожий. Бомж на второй лад задвигает про либералов и что все беды пошли из-за слабых позиций консерваторов. Бронн издает крякающий смешок, а мне начинает казаться, что я схожу с ума.
- Так вот, мне очень надо сводить его на этот бал. Он даже не знает о сюрпризе, но фанат такой силы, что если я сорву ему праздник, то он никогда меня не простит. Его... - спотыкаюсь, в панике оглядываюсь и решаю, что гори сарай гори и хата, - мать, моя девушка, мне не простит, если я подведу ее сына!
Вот тут даже бомж перестал орать про ебанатов-либералов. Бронн натягивает капюшон на голову и, кажется, молится, католик ебаный.
- У нас все сложно, мне дали второй шанс, я просто хочу не облажаться, мисс, блять, пожалуйста, войди в положение! - шлепаю по стойке ладонями и тут дежурный вспоминает, что он дежурный, хватается за дубинку и орет на меня, требуя отойти и руки увести за голову. - Мисс, я завидую твоему бойфренду, ведь чикуля с таким шикарным прицепом это, блять, манна небесная и ему повезло, он явно не такой уебок, как я, но только подумай, в каком я сейчас отчаянии, чтобы будучи белым цисгендерным мужиком-натуралом орать на чернокожую женщину в полицейском участке только потому, что я очень ОЧЕНЬ сильно хочу не обосраться перед любимыми!
Вот тут, кажется, замерли все. Жаба замерла рукой на тревожной кнопке, дежурный - с черным дрыном над моей спиной, проститутка грызет ногти от нервов, а бомж что-то не расслышал и трясет ее, переспрашивая, у кого там шикарный прицеп и кто обосрался. Сторонники Байдена что ли?
Я или сейчас разревусь или точно поеду кукухой.
- Ну за прицеп спасибо, - изрекает жаба и откидывается в кресле. - Джори, сядь. Послушай, что этот парень говорит. Думает, что ты не уебок. А ТЫ УЕБОК И НИ РАЗУ НЕ СКАЗАЛ, ЧТО У МЕНЯ КЛЕВЫЙ ЗАД!.
- Я ГОВОРИЛ ЧТО У ТЕБЯ ШИКАРНЫЙ ЗАД.
- Очень шикарный, - киваю китайским болваном. - Прям на две соточки из десяти.
- Три! - поддакивает Бронн.
- Честно, мисс, если бы не моя девушка, я бы отбил тебя у этого тормознутого доходяги, - подмигиваю, на что тут же получаю грозное "нонононо" и дубинку на плечо. Не сильно, но предупреждающе.
- Отвали от него, Джори! Он правду говорит, ты действительно доходяга и уж точно не повел бы меня на "Святочный бал"! И Микки бы обрадовался! ты хоть раз подумал о Микки?
- Ну а чо... А зачем, кому это...
- Там поди по факультетам будет разделение? - подает голос проститутка.
- Да! И я, между прочим, из Гриффиндора. Лев Гриффиндора! - зачем-то бью себя кулаком в грудь. Господи, почему в этой вселенной я не могу решить все вопросы кулаками, даже баблом, а только целительной силой пиздежа?
- А вы похожи, да. Мне вот Слизерин нравится.
- А мне Пуффендуй, - не унимается проститутка.
- Это кто-то из оппозиционеров этот Слизерин, да?
- Типа того, - лаконично вклинивается Бронн, давя в кулак тихую истерику.
- Мисс, пожалуйста, разве последователь Годрика Гриффиндора может не сдержать обещание и предать своих друзей?
- И все-таки у Волан-де-Морта были здравые идеи на счет магглов... - подает голос Джори и теперь я смотрю на него, как на смертника. Видимо, не один я.
- Ах так.... Знаешь что, Джори, пошел ты нахуй, Джори, мы расстаемся!
- В смысле, Сэээээээм?
- Так его, девочка! -верещит проститутка и поднимается с места! - Ублюдки мужики!
- Пятьдесят очков Слизерину! - поддерживаю театр абсурда я.
- Если бы не козни русского правительства, то ничего бы этого не было! - добивает бомж.
- Е-бааааааааааааать, - кажется Бронн сполз на пол.
- Держите, мистер. Идите на свой бал. Пусть хоть у кого-то в этом мире будут нормальные отношения! а ты, Джори, говна кусок, иди сюда, я с тобой отдельно поговорю....
Мы вываливаемся бегом, пока я держу скрюченного от хохота друга. На темных часах критически мало времени и я уже понимаю, что едва успею застать их в номере.
- Мне пора, бро.
- Стой, - он опять меня тормозит БЛЯТЬ!
- Что еще?
- Джейме, бро, спасибо, бро, - обнимает мое лицо ладонями. И смачно целует в обе щеки.
- Я на секунду здорово очканул что ты тоже, бро.
- Нет, бро, теперь за левых и небинарных у нас ты.
- Иди в пизду.
- Люблю тебя, брат! Не проеби свое счастье!
Я убью его потом обязательно, сейчас же вбегаю в метро на всех парах, с отчаянием понимая, что даже будучи очень богатым человеком, я не могу купить время. В вагоне, естественно, сеть не ловит, но ехать не далеко, а до отеля добегу быстро. Влетаю в номер, туплю, ошибаясь этажом, затем только в нужны, писк карты, открываю дверь.
- Я успел!!!
... я не успел. Никого нет. Сука-сука-сука, присоединяю провод одной рукой, на бегу влетаю в костюм из чехла, путаюсь в пуговицах и решаю, что застегнусь в такси. Вызываю в приложении, тачка находится быстро и телефон, получив всего секунд 8 заряда, вынужденно прекращает трапезу. Вот только ни процента не прибавилось и только потом понимаю, уже в дверях, что подсоединив хвост я забыл вставить вилку в розетку.
сука сука сука сука сука сука сука!!!!
В такси прыгаю и застегиваюсь на заднем. Обещаю огромные чаевые, если мы ускоримся, прошу хвост зарядки, но у индийского бомбилы не тот разъем и только встряв в типичную Манхэттовскую пробку понимаю, что до точки не добраться на метро и пешком. Только колеса. на нервяке выглядываю из окна, высовывая голову максимально далеко и вижу... конечно же аварию. Сука, это навсегда.
телефон вибрирует уведом другого характера. Пуш уведомление в мессенджере, контакт My Queen и... телефон превращается в кирпич показав, что я опаздываю настолько, что дальше можно не пытаться.
Номера телефона, естественно, не помню ни того ни другого.
Время вышло.
Я все-таки... подвел тебя, волчик? Я подвел вас обоих, не сдержал обещания?
И тут до меня доходит, как это выглядит с их стороны. Даже если Робб не знает о переводе, Янкель то...
Нет, нет, нет,  НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ!!!
"Не проеби свое счастье".
Жизнь - нихуя не мелодрама, но в бессилии глядя в окно я замечаю фигуру в черной коже и тут же ломлюсь из такси.
Стучу по шлему в языках пламени, заставляю парня едва не шарахнуться и сходу ору на него, что покупаю его байк. Сейчас же. Деньги наличкой из того банкомата. Быстро! Цена икс два возвращает парня в действительность и мы спешно рулим в банку, где я снимаю максимум дневного лимита и тут же отдаю ему полную куртку, ему приходится подвязать ее как мешок. Отбираю шлем, сажусь за сиденье.
И вот тут у меня сводит все, особенно яркой точкой боли разрывая локоть. Я не сидел за рулем мотоцикла с момента аварии. Боялся, что таить, и сейчас боюсь так, что то ли разревусь то ли обоссусь. В костюме, в шлеме, верхом на байке, я стою перед гудящей пробками дорогой и не могу себя заставить поехать.
- Эй. парень, может тебя подвезти? - меня трясет за плечо бывший владелец. Смотрю на него стеклянными глазами и мотаю головой. Я сам. Я должен сделать это сам. Байк рычит, гудит и рвется в бой, готов просочиться между потоками машин и набрать скорость на трассе. Я не готов.
Но меня ждут. Обязательно ждут.
Я не могу их подвести. Я обещал остаться.
Я больше не мучаюсь страхом и сомнениями. Я обещал.
И я останусь.

Влетаю на парковку, по тормозам давая позднее, чем должно и визг резины возвращает меня в ту ночь. Еле-еле удерживаю транспортное средство, едва не заваливаясь, но стою, выпрямляюсь, успокаиваю инфаркт и инсульт одновременно, разжимаю с трудом и лютой болью сжатые кулаки - ледяные и мокрые. Паркуюсь. Снимаю шлем максимально эффектным жестом, на который способен при своей мертвенной бледности, трясу волосами и выискиваю  взглядом знакомые фигуры.
Вот они. Мои. Оба.
Улыбаюсь обескровленными губами. Шлем подмышку, походка максимально развязная, но торопливая и вот я поднимаюсь по небольшим ступенькам прямо к ним. Тут же цепляюсь за галстуки - сине-бронзовый у Робба и зелено-серебристый у Янкеля.
- Лев Гриффиндора прибыл как Сириус Блэк, - небрежно, всеми силами пытаясь скрыть, как тяжело мне это далось. Надеюсь, я не такой бледный, как мне кажется и не очень заметно, как у меня все плывет перед глазами. - Простите. Были проблемы и с транспортом в том числе. Умник и змеюка. А для меня найдется галстук?
Но меня сносит порывом и на шее мигом вырастает лучшее украшение, что может быть и перекроет тысячу галстуков. Робб горячий и крепкий, висит на мне изо всех своих сил, а я шепчу в его кудри поздравления с днем рождения.  Тихо и ласково. Затем смотрю поверх кудрей и тяну ладонь навстречу.
- Извини, что заставил ждать.
Обоим и обоих.

- А я тебя, малыш,  - слетает невесомо, как само собой разумеющейся, каковым и является. Лишь на мгновение жмет под ребрами, когда мое - персональное, не подслушанное, даже без "вас обоих" - звучит и звучит явно не... под "очарованием момента". Все это того стоит. Сведенный спазмом до почти судорог локоть, стресс, вся эта нереальная неделя и  вся моя никчемная жизнь стоит момента, когда эти двое говорят, что любят меня. Меня.
Галстук затягивается петлей, серьезность Янкеля и отточенность движений будит во мне очередной фетиш. Затягивает - я выдыхаю и подмигиваю ему. Уголки тонких губ приподнимаются и вздрагивает завеса ресниц, пряча вспыхнувший огонек. Словил, понял, учел. Да, хочу.  Потом, у нас еще будет на это время. Много времени. Ночей и дней для экспериментов и распробываний каждого каждым. Сейчас мы на празднике и, не знаю как мистер Бёрк, но я собираюсь кайфовать даже если это будет супер кринжатина.
.... Впрочем, это очень даже качественная кринжатина, профессиональная и явно на уровень выше рядового бала энтузиастов-косплееров. Являю себя подарком и выполняю условие послушно, галантно кланяюсь, без тени смущения и оглядываний на разноцветную толпу в нарядах, подхватываю Робба и плавно кружу, ведя в танце.
- Ты хорошо танцуешь, - волчик бухтит и отводит взгляд, но ненадолго. Снова вскидывается, цепляя меня своими лазурными озерами. в которые безвозвратно проваливаюсь снова и снова и, кажется, готов погружаться в них всю оставшуюся жизнь. Только, чтобы он смотрел на меня с таким неподдельным восторгом, обожанием, искренним чувством, которое совершенно невозможно подделлать.
- Готовься подпрыгнуть.
- Что?
- Сейчас, - подхватываю за талию и Старк соображает, неловко, но совершая нужное па, на котором смеемся, но следующий уже пируэт исполняем с первого раза и идеально. Кружение завершается, отхожу к столам по периметру и теперь наблюдаю за ними двумя. Красивые настолько, что дух захватывает. Такие разные. Такие непохожие и почти несочетаемые. Но единые. Один организм, одна душа, одна любовь. Бешеная, скандальная, темпераментная, и такая крепкая, такая заботливая. Янкель в какой-то момент был готов отказаться, когда испугался, что Старк стал другим и их трепетная связь оборвалась. Пиздит себя, наверное, бесконечно. Не грызи себя, птица, ты просто себя не понял. Не понял, что так сильно любишь этого кудрявое солнце, что не можешь жить с мыслью, что он стал хоть на немного таким, каким ты себя пытаешься подать. Нет, мой хороший, Робб сильнее нас с тобой вместе взятых. Сильнее своим светом и своей огромной душой, в которой нет места грязи. Когда-нибудь мы будем его достойны, обещаю тебе.
Третий виток музыки, я ловлю намек от блистающего в моменте солнышка и киваю.
- Я бы все равно тебя пригласил, но именинник еще и настаивает.
- У меня не было ни единого сомнения по обоим пунктам.
Сучка моя. Ласковая. Льнет ко мне с готовностью, переплетает пальцы и отдается порыву, позволяя себя кружить, почти повисая на моем плече и прижимаясь. Мы не соблюдаем ни дистанцию вальса, ни обязательность этого танца, просто кружимся, обнимаясь и двигаемся так плавно и сыгранно, будто много лет только тем и занимаемся, что не выпускаем друг друга в одном ритме. Под музыку.
- Ты так красив, моя Королева.
- Как и положено. При таком-то Рыцаре.
Моя сучка. Ласковая и нежная. Дальше Робб уносится с.. кхм, остальными малолетками сидеть на стульчике под шляпой, а мы отходим к столу с напитками. С интересом обнаруживаю алкоголь, но сам пригубляю лишь яблочный сок, а когда возвращаюсь к стоящему дальше от света и зрителей углу (как любопытно что ты стоишь именно там) наблюдающему за весельем Робба Янкелю, естественно обнимаю его со спины. Птица с готовностью откидывается в моих объятиях, едва не урча и прищуривая свои серебряные глаза.
- Я что подумал... Какое удивительное совпадение, что этот святочный бал совпал с днем рождения Робба.
- О да, очень удивительно и удачно, - мурлыкает наша змея, откидывая голову назад и прижимая губы к моей скуле.
- А еще удивительно то, что только после твоей фамилии начали открытие мероприятия.
- Наверное ждали всех опоздавших.
Ну сучка же. Еще и губы чуть поджимает, пряча за этим ухмылку.
- А на стенах, по невероятной случайности, под черной драпировкой даров смерти проглядывает логотипы "Burken", - сжимаю руки чуть сильнее, на что птица тут же дергает плечами.
- Бездари оформители, я же четко сказал: никакого упоминан...
- Дай угадаю, - тянусь к ушку и торопливо шепчу своему гибкому змею в слизеринском галстуке. - После мероприятия всех этих малолеток соберут в лекционном зале, где прочитают лекцию о безопасном сексе, анализах и тестах, каждому раздадут пробники, визитки и брошюрки с твоим сайтом и промокодиком по скидке.
- Если ты хоть слово скажешь о своих находках Роббу, я тебя...
- Как именно? Расскажи? - ворую негодование прикусом нижней губы, но Бёрк мне ничего не рассказывает. Бёрк меня засасывает самым бесстыдным образом и весь спор на этом исчерпан.
Мы веселимся и отлично проводим время. Нет, серьезно. В большинство активностей вовлекаемся Роббом, но участвуем с кайфом, с перерывах молча любуемся и рвем лица в умилительных улыбках как счастливые родители, тихо переговариваясь ни о чем серьезном. После моих рассказов и перекуса, весь зал чествует нашего золотого мальчика, а мне кажется, что у меня ебальник треснет от улыбок.
- Я тут самый старый, да?
- Ну почему, вон Филч еще.
- Тебе пиздец.
- Очень на это рассчитываю.
У парковки курим и строим дальнейшие планы на вечер. Всего 2 часа перерыва, за которые надо успеть в номер, душ, переодеться, и снова ехать теперь в оперу и на вызванное такси я утягиваю в сторону Робба, показывая ему на уже мой байк.
- Надевай шлем, мой беспечный ангел, прокачу тебя, пока Янкель на такси добирается, - а затем оглядываюсь на Янкеля и сжимаю его ладонь своей. Смотрю в слегка встревоженный взор и добиваюсь, чтобы легкая нахмуренность исчезла. - Я справлюсь. Он в безопасности рядом со мной. Ты мне доверяешь?
- Полностью.
- Спасибо, любимый.
Привыкаю к обращениям. Привыкать после короткого поцелуя в уголок губ - легче и слаще. Тебя в другой раз. Ночью. В твое время. А Роббушку по залитым закатным солнцем городу надо сейчас, сегодня, обязательно. Усаживаю  и перед тем, как надеть на голову шлем. тоже целую. Я так долго был этого лишен, что теперь ловлю момент всякий раз.
- Держись за меня крепко. И ничего не бойся. Я с тобой, а значит, с тобой ничего не случится.
И сам в это верю полностью, особенно, когда затягиваю ремешок под подбородком на волчьей голове, сажусь за руль и аккуратно выруливаю со стоянки. мы мчимся навстречу солнцу по трассе, огибая машины и от визга восторга за моей спиной закладывает дух, а я чувствую себя настолько на своем месте и счастливым, что хоть кричи.
Да и кричу.
Приезжаем продрогшие, но быстрее Бёрка и рассыпаемся по душевым греться. Выползаю скоро и слышу возню в другой ванной. Жуки нетерпеливее. Улыбаюсь, не ревную, не чувствую по этому поводу ничего, кроме тепла и света. Нежности. И как я мог подумать, что мне это не нужно? Что я смогу без этого? Дурак и есть дурак, ну. Поджидаю уже в брюках и ботинках, растирая полотенцем мокрую гриву и тороплю мурчащих-фырчащих, что со смехом облачаются в костюмы и мне остается лишь присвистнуть от того, как шикарно они выглядят оба.
- Хочу обоих. Сейчас же.
- Терпи, - назидательно целует меня в лоб приставший на цыпочки и наклонивший мне голову Роббушка, после чего еще в нос тапает пальцем. - Все будет, но потом.
А потом у нас опера и я, слегка стыдливо, сообщаю, что ни разу не посещал ее. И теперь окончательно чувствую себя Вивьен Уорд, о чем тоже сообщаю, пока мы рассаживаемся в ложе (естественно) и ждем третьего звонка. Справа от меня замерший и едва хвостом не виляющий волчик, чо уже извертелся весь, все осмотрел и рассмотрел, слева - спокойный как курс йены и статуя Клеопатры Янкель, с ленцой и вальяжностью расположившийся с максимальным комфортом. Еще в такси он дал краткую справку о том, что мы будем слушать и смотреть и теперь мы в предвкушении оба. Особенно потому, что это часть его, личная, русская.
Я прошу сделать селфи. Мой телефон кирпич, но этот момент хочу запомнить не только своей памятью, на что Робб шустро справляется с задачей, делая несколько кадров. Теперь я спокоен и наблюдаю за сценой.
И, конечно же, беру в ладонь тонкую прохладную кисть. Сжимаю. Я с тобой. Я хочу узнать тебя. Прикоснуться к тебе. Волчик удобно устраивается, опираясь не о спинку стула, а о моей плечо спиной и чуть полубоком, позволяя себя приобнять. на второе мое плечо укладывает голову нежная птица.
А я... с первых аккордов музыки понимаю, что очень хочу татуировку. На груди.
Видимо льва.

Центр нашей - не моей персонально, а нашей, привыкать надо, нашей - вселенной замер, весь подавшись на широкое перило ложи, распластался, кажется, безнадежно и бесконечно там, не на сцене даже, а в самой истории. Слишком личной какой-то истории, получается. Слишком тоже - нашей.

"Я знаю, чем скорей уедешь ты, тем мы скорее вечно будем вместе. Как не хочу, чтоб уезжал. Как я хочу, чтоб ты скорей уехал."

Мою ладонь пережимает хват силы, кою тяжело представить от хрупкой пятерни. Боишься. Как же ты боишься. Как же ты влюбился, Боже, как в тебе, таком полупрозрачном и тонком столько любви помещается. Как же я, долбоеб, смел сомневаться в тебе.
Конечно, вы уедете. Оба. Завтра. Оба обязательно, хотя ты, наверняка, можешь остаться еще, но не станешь, а если захочешь, то я же тебя уговорю. Вам вместе. Два звена одной цепи, несмотря на все скандалы и недомолвки, единые и цельные. Ты будешь держать его, держаться сам, по ночам обнимая крепче и просто считать дни. Я же... Не ваше это. Твоя семья тоже? Быть может, но проблемы этой семьи закончу я один. Дай мне закончить хоть одно дело самому. То, что я сам развалил, я сам и починю, не без вашей помощи, естественно. Карма у меня такая - чинить. Механиком надо было стать, вон как все получается. Преждевременно решаю, будто уже все решил. Решала, блять.
Но у нас так не будет - прижимается мокрое лицо к моему, а я просто смаргиваю, позволяя себе - раз всего и больше не буду - улыбаюсь, чтобы вода ушла меж губ, солью окрасила вкус вечера. Чтобы запомнить и больше не повторить.

"- Она говорит...
- Не надо, я понял!"

Центр нашей - не моей персонально, а нашей, нашей, нашей, нашей - вселенной мелко дрожит и вздрагивает во всхлипах. Мне грустно и смешно от того, насколько нелепо, наверное, со стороны. Мне спокойно и ровно. Искусство не терпит равнодушия. искусство придумано обнажать и лезть в душу, ему плевать на общественные нормы, пол, национальность, возраст, предрассудки. Если чувствуешь так - значит ты живой. Значит отзываешься. Покупая билеты ты точно не мог знать, насколько это будет лично. Даже такой гений и расчетливый стратег как ты не мог знать, что все будет именно так.
Плачь, гений. Плачь в моих руках. я тебя спрячу в руках и укрою в изгибе шеи. Сжимай лацканы костюма - темно-синего, сам выбрал, ваш цвет, меня им нарекли, градиентом своим - вздрагивай и не сдерживайся в утешающих поглаживаниях вдоль спины. Шепчи неразборчиво сквозь всхлипы, очищай сердце через боль. Через такую - можно. Только такую. Эмпатичную, сопереживательную, примеряемую на себя. Думал, что камень? Думал, не умеешь и не знаешь? Плачь, мой хороший, у меня в руках можно и нужно.
У нас так не будет. У нас все будет хорошо.
Я тебе обещаю.
Моя клятва тебе - мы останемся. Все будет хорошо.

На финале приходится утешать и волчика. Расчувствовавшийся, хлюпающий носом так по-детски наивно и искренне, ты исцеляешь и меня и прячущегося за мой спиной в моем платке Янкеля. Тш-тш-тш, маленький, все хорошо, все в порядке. История, понятная на любых языках, сила музыки и чувств пробирает, такое бывает и это хорошо.
- Я так рад, что мы пережили это вместе.
Мои глаза сухие и слишком теплые. В них закатная зелень неоновая почти как любимые цвета русского художника-пейзажиста. Во мне так много вас двоих и как я вообще умудрился прожить столько лет без вас, не понимаю. Столько потерянных лет.

Курим у театра и делимся впечатлениями, пока Янкель вызывает такси и отвлекается на звонок. Хмурится, отвечает равно и холодно, а после сбрасывает звонок и знакомой сталью взирает в пространство. У тебя напрягаются скулы и линия челюсти, когда ты сдерживаешь недовольство. Сообщает, что забронированный ресторан звонил. Прорыв канализации и заведение закрывается на сан обработку. На выдохе предлагаешь мне выбрать место, где мы можем отметить праздник и мне тут же приходит идея. Прошу телефон для вызова, мой-то все еще кирпич в кармане, один звонок, три минуты разговора, называю свою фамилию для брони и отключаюсь.
- А давайте пешком? Здесь недалеко. Уже вечер, огоньки на пристани, - подмигиваю, возвращая ассоциацию, что первую выдохнул в первые минуты нашего знакомства.
Мы гуляем по широкому тротуару рядом. Трое мужчин в шикарных костюмах, пешком, держа руки в карманах, но слишком близко друг к другу. Прохожие оглядываются, девушки засматриваются, мою самодовольную улыбку не стереть ничем. Смотрите-смотрите, завидуйте. Эти два красавца нереальных - мои, мои насквозь и навылет, никому из вас не достанутся. В ресторане нам выделяют столик у панорамного окна, нас обслуживает отличный официант, предлагают вина на выбор, суетятся, как в любом хорошем заведении. Слушаю щебет Робба, его диалог с Янкелем и рассказы о Дрездене, их работе, в основном о ситуации с компанией Старка, впечатления от Святочного бала, оперы и дня в целом. Хвостик хвастается подарками, сообщает, что очень хочет скорее упасть в книжку, а еще гордо сообщает, что Янкель в том году организовал ему встречу с самой мамой Ро. Делюсь в ответ, что с удовольствием бы встретился с дедом Мартином и спросил, какого хрена он просрал последний сезон сериала и когда уже вытащит из загашника последние книжки, написал же стопудов.
- Добрый вечер, господа. Надеюсь, вам все нравится в нашем саду?
- Если честно, столовка редкостная, - смотрю на отменный стейк на моем блюде, нарочито небрежно ковыряю вилкой вкуснейшее мясо, что только что проглатывал почти не жуя. - В "Маке" и то больше заботятся о качестве продуктов.
- Какие взыскательные гости в нашем заведении. Позвольте узнать, юноша, что еще Вам не  по нраву?
- О, с удовольствием, - бросаю салфетку на стол, разворачиваюсь на стуле и смотрю прямо на женщину сильно в летах, но ухоженную, красиво одетую и очень дорого себя подающую, совершенно без халдейского флера. - Сервис отвратителен, меню составлял бездарь, официанты грубы, цены завышены. Все ваши рейтинги накручены явно, эта харчевня и одной звезды не стоит. Уверен, тут и крысы и тараканы чувствуют себя хозяевами. Отдельно молчу про, - машу ладонью в пространство, - этот жуткий дизайн. Сад? Сад, серьезно? мы что, в оранжерее розовой?
- Только вырастая можно окрепнуть. Надо же было как-то исправить ту кучу дерьма, что ты оставил после себя, мой дорогой зять, - широко улыбается женщина и я расплываюсь в улыбке.
- Здравствуй, моя дорогая Оленна, - крепко обнимаю даму, сердечно расцеловываю в обе щеки и тут же отодвигаю ей кресло, чтобы к нам присоединилась. - Познакомься, это мои близкие друзья - мистер Робб Старк и мистер Янкель Бёрк. Предприниматели и известные бизнесмены.
- Ты наконец-то завел себе приличных друзей? Давно пора. Добрый вечер, господа, - кивает Оленна и мои мальчики послушно поднимаются с места - Робб с небольшим одергиванием Янкеля, как этикету более приученного. - Мое имя Оленна Тирелл. Я - владелица этого ресторана и бывшая теща этого красивого бездельника, что сломал бы жизнь моей внучке, если бы они не развелись.
- И  признайся, что ты полюбила меня именно после нашего с Мардж развода.
- Даже не буду скрывать этого, милый, - садится в пододвинутое мною кресло и принимает услужливо поднесенный ей бокал крепкого бренди. - Он вам уже сказал?
- Я всегда оставляю тебе возможность продемонстрировать мое место в этой жизни.
- Как мило с твоей стороны, - смеется дама и с теплом матроны взирает на моих спутников. - Я сегодня отшлепаю тебя мягко, слишком давно не видела, - целую ей руку, а она ерошит мне волосы. - Это его ресторан. Бывший. Единственный из сети, что хоть как-то можно было спасти. Выкупила почти руины и вот, привела в божеский вид.
- Ты точно на своем месте, дорогая. Заведение замечательно.
- И оно было замечательным при вас, не будь вы такими оболтусами. Я же столько раз предлагала помощь, Джейме.
- Я считал зазорным просить денег у женщины, чьей внучке едва не сломал жизнь.
- Ты был отличным черновиком, мой милый. Зато после тебя все ее четыре брака были отменными.
Тут мы смеемся уже все в голос, а Оленна искренне спрашивает меня про Тириона. Не спрашивает про долг и я за это ей благодарен. Проводит с нами не больше десяти минут, за которые успевает узнать о бизнесе парней, отметить красоту и проницательность Янкеля, а с Роббом тут е включает типичную бабушку и вот они уже показывают друг другу фотографии своих собак и она сердечно приглашает его в гости в свой загородный дом в Вудстоке. Между делом шутит, что ее любимая внучка как раз делит имущество с очередным мужем и место вакантно, предлагает познакомиться и мы продолжаем смеяться. Когда она уходит мы так же с ней сердечно расцеловываемся, а она распоряжается об ужине за счет заведения.
И когда Янкель пытается оспорить смотрит на него ТАК....
- Ну примерно так она смотрела на меня, когда я заявил, что затащил ее внучку в дворец бракосочетания и она теперь моя жена, - заканчиваю рассказ, пригубляя вино. Делаю ремарку и поясняю. - Мне хотелось, чтобы вы не представляли мои проблемы и ситуацию настолько безнадежной. У меня есть друзья. Близкие. Все будет хорошо.
рассказываю, что Оленна билась за Тириона до последнего адвоката. Вся семья Тиреллов - а там целый клан - давали оправдательные показания и не скупились в деньгах, но в те годы тоже переживали не лучшие времена. Долг перед ней у меня не самый большой, но она фактически спасла ошметки нашего бизнеса, приобретя бывший "Кастерли Рок" и превратив его в ресторан высокой кухни "Хайгарден".

После ужина возвращаемся в номер. Бережно развешиваю по вешалкам костюм, сорочку, рассматриваю книгу и слушаю писки Робба на счет издания, переодеваюсь в свой простой шмот. Старк же вертится, будто что-то задумал и суетится аналогично: ковыряется в ноуте, проверяет телефон, а сам все поглядывает на книгу. И вдруг смотрит на нас хитренько так. Сообщает, что ему надо поработать, а я еще не катал на байке Янкеля и не хотим ли мы это сделать сейчас.
- Не хотим ли мы съебнуть, пока ты будешь читать книжку? - жучу малыша я и под писк и бухтение расцеловываю жука, крепко сжимая объятия. Затем выпрямляюсь и прикидываю расклад. - В принципе, у нас вся ночь впереди. Можем прокатиться. А потом ты нам поиграешь. Да?
Смотрю на птицу, осторожно и медленно тяну руку:
- Поедешь со мной? Все будет хорошо, я обещаю.

- Твою мать....  - не сдерживаюсь, когда вижу и говорящий жест и говорящий вид. Смотрю с настолько неприкрытым восхищением, жадностью и восторгом, что хоть сейчас расфасовывай. Прикусываю мечтательно губу, оглядываюсь бегло  и на сорванный укус рычу, мимолетно прижимая к себе стройный стан. - Все что угодно, моя Королева. Но сначала минутку.
Лезу за телефоном (реально за полчаса зарядка на полную, Робб не обманул), гуглю выражение, что крутится на языке и включаю транскрипцию. Читаю по слогам, но старательно:
- Seba keik v zerkali ya vigy, no eto zerkalo mni l'sit, - чуть язык не сломал на последнем слове, смеюсь, а затем снимаю свои очки да водружаю на переносицу Янкеля. - Хочу твое фото, рок-звезда. Позировать не прошу, просто будь собой.
И делаю несколько кадров. При тусклом освещении закрывающегося магазина видно плохо, но ночной режим ультракрутого телефона справляется (еще раз спасибо, Волчик). Янкель получается настолько... Моим. Мной. Моим и мной, естественным, мягким, небрежным, что теперь я точно знаю, какое фото поставлю на его контакт.
У воды тихо и малолюдно. Ветер с залива лезет под мою футболку, ерошит колючие пики волос Янкеля, тянет меня ближе к обнимающему меня парню. Прижимаюсь лбом к виску, пока слушаю историю про загадочную страну, города и страны, мечты и их вполне реальное воплощение. Принимаю поцелуй через прикрытые веки. Через ресницы отражение огоньков на воде плывет и смазывается золотистой линией.
- Я обязательно выучу русский язык. Обязательно.
Хотел отказаться от следующего предложения сразу, мотать головой хотя бы, но воркующая птица заколдовывает словами. Смыслами. Пониманием. Не стремится решить все за меня, не смущает напоминанием, что без его участия я бы даже близко не мог разобраться со всем. Бережет остатки моей неоправданной гордости, но и готов подхватить по малейшей просьбе.
Просит подумать.
И я думаю. Думаю о том, как сильно мне будет их не хватать. Я буду переживать, нервничать и ревновать. Не друг к другу - к остальному миру. Молча. буду сомневаться и думать, что может меня не так и ждут. Что на расстоянии очарование момента закончится, быт и привычки заберут в оборот и через неделю-две, когда я освобожусь, им уже будет не нужно. Поймут, что погорячились и вся эта затея не более чем минутная слабость. Думаю о том, как хочу согласиться. Просыпаться с ним в одной постели - мы же сделали это всего один раз. Как буду целовать его руки, шептать признания. извлекать стоны из его рта и гладить спящего по голове. Он дико понравится Серсее, а Бронн точно проедется, что я напиздел в том, что сплю с парнями, ведь перед ним очень красивая девушка, просто стрижка короткая и косметику не любит. В принципе, может даже что-то мы могли бы поделить и пока я просиживаю днями в посольстве, он мог бы кое-что порешать. Например с покупкой дома для Серс. Мне не будет так отчаянно одиноко и я покажу ему Штаты моими глазами. Но главное, если он будет рядом - это моя гарантия, что меня будут ждать. Что меня привезут домой.
Но Робб... Да, он будет в делах, но как можно выдержать его глаза перед гейтом, когда он будет садиться в самолет зная, что мы его оставляем. Оба. Конечно будет ворох звонков, видео и аудио, гс и сообщений, конечно он будет улыбаться в камеру, но в его небесных глазах будет тоска. Он будет страшно скучать и разлука, мало того, что с мужем - привыкли за эти годы разбегаться по работе и так - а теперь еще и оставлять его со мной. Все равно возникнет мысль. Будет себя за нее ругать нещадно, как птица ругает себя за все.
Не хочу. Только не он. Нам с тобой, моя Королева, будет очень тяжело на расстоянии. Знаю. Чувствую ребрами, чувствую в объятии твоем. Вижу во взгляде. Тебе будет очень страшно. Но мы не можем подвести Солнце нашей вселенной. Никогда.
Но я так буду скучать по тебе...
А поток моих мыслей прерывает звон и приходится снять, едва вижу имя контакта.
- Слушаю. Да, - весь напрягаюсь, выпутываясь из объятия. Инстинктивно. Не хочу, чтобы даже через трубку и меня Янкель хоть как-то контактировал с этим всем. - Да. Да. Вся. Сколько? Да. Есть. Да, есть, отвечаю. Не твое дело, просто есть. Что? Нет, так не пойдет, - оглядываюсь на Бёрка инстинктивно и тут же отворачиваюсь, пряча боль и досаду. - Я могу больше. Слушай, я реально могу больше, просто ускорь процесс... Нет. Нет, я понимаю. Нет. Послушай, я... Конечно. Да. Но может?.... Хорошо, я понял. Еще раз точное время и... Понял. Да. Понял.
Даже не говорю спасибо. Рано и не заслуживает. Не прощаюсь тоже - не с ним да и ему поебать на этикеты. Прячу мобилку в карман, упираю ладони в перила и наклоняю голову. Чувствую движение рядом, тонкие пальцы лезут в волосы с загривка, мягко гладят и массируют. Улыбаюсь в черную гладь воды под собой, выпрямляюсь и все же оборачиваюсь, опираясь о ограду спиной.
- Иди ко мне, - притягиваю за талию, пряча в кольцо рук. Лбом ко лбу, краду табачный выдох, легко касаюсь губами губ. - Я хочу согласиться. Очень, - вижу недоверчивый трепет длинных ресниц, любуюсь их изгибом. И решаюсь озвучить надуманное как есть. - Нам с тобой, моя Королева, будет очень тяжело на расстоянии. Знаю. Чувствую ребрами, чувствую в объятии твоем. Вижу во взгляде. Тебе будет очень страшно. Я буду страшно скучать по тебе. Так мало тебя было, мне не хватило и не знаю, хватит ли когда-то, - кажется, я заразился многословием, но мне нравится даже. -  Но я не могу представить каково будет одному Роббу. Да, в работе с головой, да, с постоянными переписками и звонками. Он будет метаться и переживать. Злиться на себя за мысли. Расстраиваться. Мы оба не вынесем этого. Мы не можем подвести Солнце нашей вселенной. Никогда.
Выдыхаю. Поднимаю лицо любимой принцессы за подбородок, ласково придерживаю ладонью, грустно улыбаюсь.
- Это был начальник тюрьмы, где содержат Тира. Он сможет все провернуть не раньше, чем через месяц. Минимум. И я должен быть тут.

Горят фонари
Я бы до зари с тобой мог говорить
Но тебе снова пора

Эй, а ведь мы правда прощаемся. Именно ты и я. Лично. Тет-а-тет одним вдохом на двоих, прямо, без взглядов украдкой и шепота. Конечно, мы вместе сядем на байк и вернемся в отель. Конечно, мы будем слушать твою игру на гитаре, пить, болтать и продолжать поздравлять Робба. Конечно я буду любить вас обоих до изнеможения, открыто, полностью, без запретов и пунктов, а потом, когда волчик пригреется между нами и, разомлев, уснет, мы будем обниматься и шептаться с тобой обо всякой ерунде пока не уснем уже под самое утро. Но это будет потом и немного не про то.
Про то - сейчас. Про этот твой отчаянный поцелуй, которого ты не сможешь позволить себе в аэропорту завтра. Про эти неожиданно сильные и такие ломкие объятия, покрывающие, точно перьевая плащ-накидка, коей Королева Воронов одаривает рыцаря перед долгим походом. И объективно, в этом нет драмы: месяц, может недель пять. Мы не так давно знакомы, еще меньше не можем друг без друга дышать, а впереди, вроде как, много лет вместе. Но тогда почему мне так холодно и одиноко уже сейчас. Почему своим отчаянием и почти яростным шепотом ты заражаешь меня предчувствием чего-то... Птица моей персональной погибели, ты так сильно боишься или пытаешься меня предупредить? Я схожу с ума и заражаюсь твоей много лет подавляемой эмоциональностью, что рвет тебя как поток прорвавшуюся плотину?
Жмурюсь. Вжимаюсь лбом в лоб. Стискиваю его крепко, до боли практически. Пожалуйста, не надо. Я же не на войну, не на другую планету, я же в безопасности, просто на другой части земного шара. Совсем недолго. Не пугай меня, мне нельзя бояться. Нельзя сомневаться. На моих плечах теперь вы оба и мне вас держать как небо над головой, а для этого я  должен быть спокоен. Конечно, я ничего из этого тебе не говорю и не скажу. Чувствуй, опасайся, переживай, снова чувствуй и чувствуй так, как получается. Ты же не умел этого никогда, а теперь так тяжело остановиться. Робб все 12 лет скандалами, уловками, разными подходами и попытками пытался достучаться до тебя, показать, объяснить, заставить, что угодно - чтобы ты не запирал себя. Тут не всегда специалисты справляются и не сразу, а любимый человек с цельным "я" и миром в душе, конечно  же, видя боль и метания любимого, костьми ляжет, чтобы облегчить это и помочь.
Не суди его строго. Он не глупый и не маленький. Он гораздо нас сильнее. И он с тобой до конца. Несмотря ни на что. Это бесценно.
И я с тобой. Сейчас. Через час. Этой ночью и завтрашним днем. И потом тоже.
Останусь с  тобой.
Так сложно, но совсем не_неправильно подаваться твоему напору и следовать за тобой. Под пятнами фонарей, ночными огнями безмолвно ступаю в такт под музыку, что нас не отпускает, да ведь, с оперы, наплевав на резких прохожих, коих ничем не удивить в центре Нью-Йорка. Да куда-там, напротив, какая-то пожилая леди засмотрелась, улыбаясь, и, думаю, это точно твоя заслуга. Все слова излишни, я хочу, чтобы ты пел, птица, обретшая голос, чтобы говорил обо всем, что у тебя болит и что рвется. Я хочу, чтобы ты видел молчаливое спокойствие, уверенность и поддержку на моем лице. И пусть тени скроют тоску в провалах моих глаз.
Я буду невыносимо скучать.
Останься со мной.  Не уезжай. Пока ты будешь  рядом, со мной ничего не случится. Это просто прохлада с залива, это просто тонкая ткань футболки после скоростной езды. Мои ладони теплы, но мне холодно от твоей тревоги. И от того, как ты становишься на колени.
И от того, что ты говоришь.
Останься со мной.  Не уезжай. Мне будет невыносимо одиноко здесь одному.
Почти успеваю дернуться в неверии, почти успеваю обжечься, но перебивает и поясняет.
И все становится прозрачным как и ты на моей ладони. Как же ты боишься, моя трепетная, маленькая птичка. Как же сильно ты влюбилась.
Останься со мной.  Не уезжай. Тебе будет так плохо без меня.
Предложение без предложения. Предложение предложением и ничем иным являться не может. Огни в ночи и воды залива нам свидетели. Не хочу никого больше, потому киваю медленно, уверенно, затем наклоняюсь к тебе, подхватив под локти и плавно поднимаю на ноги. Заворачиваю в одну свою руку, прижав крепко как только хватает сил и мощности больному локтю. А второй держу твою холодную  кисть. Прижимаю к губам и осторожно, будто боясь сломать, целую каждый пальчик, каждую фалангу и костяшку, грею дыханием, прижимаю к щеке. Каждым поцелуем ставлю подпись "люблю тебя" тихо, но уверенней, чем собственное имя называю.
- Я клянусь тебе, - не люблю это слово, не люблю сам факт клятв вслух, но может хоть так моя дрожащая в руках птица хоть немного выдохнет. Шепчу прямо в безымянный палец, ему клятву приношу и отвечаю на все незаданные вопросы. - Я клянусь, что приеду к тебе.
Даже не к вам. К тебе.
- Не оставлю тебя.
Тебя.
-  В любой момент, когда покажется, что что-то сломалось. Сколько потребуется. не смотри на разницу в часовых поясах и не придумывай поводы, причины. Пиши. Звони. Шли фото. Стикеры, видео, голосовые, все что захочешь. В любую минуту, когда только заболит. У тебя это так. У солнца иначе. Я вас не сравниваю и не взвешиваю. Пообещай, что позволишь себе это. Пожалуйста.
Моя бедная птица. Пугливая, нежная, так нуждающаяся в заботе и так накрепко упавшая, что совсем не может представить, как теперь без сжатия руки. Переплетаются пальцы, прижимается к груди сплетение.
- Я клянусь, что вернусь к тебе.
Останься со мной.

Это был очень длинный день. Волчика сморило впечатлениями, событиями и переживаниями. Жмется, уткнувшись в меня, спрятав нос мне в грудь и скрутившись почти калачиком. Так уютно и правильно, точно выкроен под меня. Под нас обоих, между нами зажатый.
- С днем рождения, центр нашей вселенной, - это шепчу в мягкие кудри, умещая на макушке подбородок. Одна моя рука под его шеей и под головой Янкеля, вторая накрывает одеялом крепкое плечо, но пальцами вплелась в пальцы призрачного видения с такими огромными хрустальными глазами.
Ты уязвимее ночью - в свое время или уязвимее со мной один на один? Да знаю я, можешь не отвечать дрожью ресниц и отражением лунного света в радужках. Никому не скажу, обещаю. И как ты втискивался в мою спину, защищая от ветра и скорости, и как ждал у байка, выискивая почти тревожно взглядом у прозрачных дверей круглосутки мою фигуру. И как нырнул под теплую воду в стеклянный куб: если бы для секса. Для раскатывания геля по коже, намыливания пены, впутывания пальцев в мокрые волосы и молчаливых объятий. Привязываешь меня, оплетаешь волшебной лозой, подсаживаешь на себя безвозвратно, чтобы обернуться моей бессонницей на этот месяц. Чтобы стать неуловимой тенью за спиной при свете дня, схожим до оглядывания образом в толпе; олицетворением всего черного цвета во всех видах, параноиком на все виды уведомлений с телефона.
А ведь знаю, что не будешь писать, пока не прижмет. Не такой ты.
Сам такой же. Потому и сам буду.
Лежу головой на коленях мурлычащего Робба, рассматриваю изгиб его шеи, плавные движения кадыка, угол подбородка. Улыбку, когда он наклоняет лицо и смотрит на меня, перебирая мои волосы. Красивый фантастически. Северный бог солнца и света, таким, наверное, идолы вырезали в стволах деревьев лицами суровыми, но всегда с широко глазами распахнутыми. А как снега стаивали - украшали венками цветов, пестрыми лентами и бусами.
Я тогда нагуглил аккорды и попросил ровно одну песню, но в миноре и темп медленней. Чтобы не менять положения и мурлыкать вам, прикрыв глаза и вкладывая совсем другой смысл в связавшую нас Blinding Lights. Вы оба на расстоянии вытянутой руки, а я уже тоскую. Месяц еще даже не начал своего отчета, а мне уже необходимо доживать его последние минуты, чтобы скорее вернуться к еще не уехавшим вам. Чтобы снова бесконечно целовать, гладить, прикасаться, признаваться, как сейчас: шепотом, стоном, трением, вкусом и смакованием. Забрать ваш запах себе, носить на шее, запястьях, между ключиц. Сознаться, что я счастлив, что ты, наше солнце, проезжал неделю назад в такси мимо чертового "Дракариса".
Промолчать на то, что рад, что вам было так тяжело вдвоем, что вы мучительно искали третьего. Это неправильно. Это отвратительно и жестоко. Но иначе - каким бы распрекрасным и фантасным я ни был, два молодых красавца-миллионера никогда бы не различили меня в толпе.
Молчу и об этом. Больше спрашиваю ласковую тьму, пока изучаю ее черты кончиками пальцев. Каково тебе было, когда Робб предложил впервые? Что ты чувствовал после? Это из тяжелых вопросов, прости, их совсем немного, только вот один, крайний, надрезающий беспокойством вдоль яремной, и твой Лев Святого Марка перестанет тебя пытать. Позволит наконец-то отпустить себя в собственное царство и хотя бы немного отдохнуть от переживаний. Я буду оберегать твой сон. Вас обоих.

- Я придумал, - нос морщится идеей, на что тут же получает от меня поцелуй поверх переносицы. Не могу удержаться, противозаконно быть таким. - Мы заберем твои костюмы!
- М? - кажется мы оба не поняли, хотя могу ошибаться.
- Нам какая разница сколько барахла тащить в самолет. А тебя будут ждать в Дрездене уже твои, понимаешь, твои вещи.
Понимаю, милый. Мне нравится эта идея. Давай. Давай там будут ждать меня не только две мягкие игрушки и два их владельца, но и что-то, что действительно мое.
- Доспехи рыцаря отправятся перед рыцарем. Идет!
- А что на счет железного коня рыцаря?
- Не. Бронну оставлю. Ни к чему, геморно, да и он давно мечтал. Я ж его без машины оставил. Мы так познакомились, - пока отпиваю кофе и наблюдаю за неторопливыми сборами, ловлю удивленное замирание. Спешно моргаю, - оу. Я не рассказывал? Забавная тема, абсурдная от и до, но мы вовсе не так давно дружим, хоть и побратались. Собственно, почти сразу после того, как я его едва на тот свет не отправил, - пожимаю плечами и корчу рожу по типу "упс", а затем начинаю. - В общем, он тогда таксистом был и тачка его была в аренде у перевозчика....

Приятный, но лишенный жизни голос оповещает, что началась посадка на рейс "Нью-Йорк - Берлин" будет осуществлена с третьего гейта и у меня в клешне ломается в кулак хрупкая ладонь. Держу. Улыбаюсь, прячась, конечно же, за стеклами очков, потому что я человек, которому надо держать небо на плечах.
- Иди ко мне, малыш, - мир прогрессивен, Штаты свободны от предрассудков, но не когда твои половины сердца - люди, пусть и условно, но известные. И так вон в кепке один, в капюшоне другой. Но мой малыш жмется в объятиях, нашептывает мне на ухо и я вторю ему. - И я тебя. Я приеду. Я тебя не оставлю. Я помню. Я обещаю, мой Король.
Их чемоданы уже на ленте досмотра, теперь только рамы сканера и мы будем разделены международной зоной. Все еще на одной земле, до сих пор в одной стране, но не прикоснуться больше.
- Это тебе, - вкладываю в горячую ладонь совсем небольшую коробочку из картона, что уже формой выдает свое содержимое. - Прости, у меня так много денег, но совсем не было времени найти что-то стоящее. Но когда я приеду, ты прикуришь мне от нее, хорошо?
Моя муза вжимается короче, но почти сливается со мной в единое. Скула к скуле, ребра к ребрам, сжатые руки, след ногтей на внешней стороне моей ладони, мимолетный выдох на щеке.
Останься со мной. Передумай. Развернись прямо сейчас.
- Я клянусь, что вернусь к тебе.
ОСТАНЬСЯ СО МНОЙ!
Вместо признания в любви и всех слов, что только могут быть. В этом все сказанное ночью на набережной, на кровати в отеле и все не успевшее вызреть, все, что в будущем будет только озвучено. В карман его пальто незаметно опускается крошечный сверток бумаги. Он сам ждал меня около ночного маркета и знает, что это максимум, что я мог добыть в условиях между поиском чего-то стоящего и временем, которого у нас и так было всего щепоть.
Оно тонкое и, кажется, алюминиевое. Детское даже, наверное, не понял до конца, но раздвижное и на его хрустально узкие пальцы должно налезть. Сам себе смеюсь, можно подумать носить будет. Ты хотел знак принадлежности. Прости, что он такой нелепый. Прости, что на твое предложение я отвечаю тебе дешевым кольцом, которое "меняет цвет в зависимости от настроения". На самом деле от температуры, но мы оба слишком взрослые, чтобы не верить в чудо.
Я потом тебе напишу, что пока кольцо не станет черным - со мной все будет в порядке. Знаю их принцип, они даже в холодильнике будут поблескивать, маркетинг же. Так что не беспокоюсь за его паранойю.

Беспокоюсь лишь о том, как не моргать, пока стою по ту сторону рамы, глядя вслед удаляющимся любимым до крика фигурам. Машу им вслед лапкой плюшевого котика, на которого никто не оглянулся. Спасибо, что не оглянулись. Я бы не выдержал.
Не оставляйте меня...
Я уже так соскучился.

- Ты когда-нибудь расскажешь мне, откуда у тебя столько денег?
- Может быть. Когда-нибудь.
- Я хочу хотя бы одного брата по ту сторону решетки.
- Скоро будут оба. Клиган уже готовит бумаги, надо лишь немного подождать, чтобы и мне не присесть за взятку такого уровня.
- Я боюсь.
- А я нет. Все будет хорошо теперь. Обещаю.
- Прости, но я тебе не верю.
- Прощаю. Значит и без твоей веры справлюсь.
- ...
- Ты уже выбрала квартиру? Малышне тут тесно и район пиздец стремный, я буду за вас волноваться.
- А о тебе кто будет волноваться?
- Кто угодно, но не ты. Ты и так делаешь это всю жизнь. Подумай наконец о себе и своей семье.
- Ты, Тир и папа - моя семья.
- Боб, Джоф, Мирци и Томми твоя семья. Ты же всегда мечтала быть любимой и любящей женой, многодетной матерью, домохозяйкой. Теперь все получится, наконец-то все получится. Позволь ты себе выдохнуть и принять это. Стать счастливой. И хоть один гребанный раз мне вытереть мое же собственное дерьмо.
- Джейме...
- До моего отъезда три недели. Если через две ты не определишься, я отдам все деньги Бобу и вы будете жить в спортивной школе имени Баратеона.
- Ты так не поступишь!
- Не доводи меня, женщина. Я способен на все.

У Господина Воронова Гнезда внутри огромное ничерта,
Под кожей гулкая пустота - без глаз, без голоса, безо рта.

"Я теперь способен на все, знаешь. Все спорится, складывается удачно и почти без бюрократических проволочек. В консульстве даже просидел всего день и обещают к следующим выходным выдать визу. Бабки, конечно, решают все и открывают множество дверей, ускоряют процессы и дают свободу, но они не могут дать стимула. Цели. Не поведут за собой. За собой меня ведет знаешь что? Твой голос. Твой голос в моем телефоне, моей голове и даже во сне. Ты это специально, знаю, чтобы ты да не пытался все держать под контролем... [смех] Если вдруг ты найдешь в себе силы спеть для меня что-нибудь, хотя бы пару строк, на любом языке, я стану еще счастливее. Хотя, кажется, больше некуда. Ведь ты со мной. Каждую минуту, днем и ночью. И если бы дело было только в твоем обереге под моей футболкой. Если бы дело было только в нем. "

- ... ты продал себя?
- Не льсти мне, милая. Мне красная цена двадцатка и то из-за того, что зубы классные.
- Расскажи мне о стоимости людей.
- Тогда бы ты сама могла бы выкупить себя у Петира.
- Вместо этого  я купила 2 года свободы Тиру. А ты купил восемь и мой долг. Ты меня не обманешь, милый.
- Даже не пытаюсь. Мне просто очень, ОЧЕНЬ сильно повезло.
- Но мы тебя больше не увидим?
- Ты в перерывах между клиентами расклады таро делаешь что ли?
- Когда у человека резко появляется СЛИШКОМ большая сумма денег, он либо отправляется за решетку, либо исчезает. У Ланнистеров это работает совершенно точно так, я проверяла.
- ... да.
- Но все обернулось неплохо?
- Тебе Бронн проболтался?
- Я просто хорошо разбираюсь в людях. Из часа моего времени на мне пыхтят от силы минут семь, а на все остальное оплаченное время можно и таро раскидать, и послушать человека, и посмотреть ему в глаза. В них очень многое написано, надо просто суметь прочитать.
- И что написано в моих?
- Что ты чудовищно скучаешь по кому-то и страшно одинок в ожидании встречи.

Робб записывает мне дюжину кружочков каждый день минимум и на всех куда-то бежит, много улыбается и смеется. Мои кружочки ему более статичные, чаще из снятых мной апартов, экскурсию по которым я проводил в формате видео в общем чате под жестким требованием волчьего хвостика. Имитация дома. Временного, но только для меня. Все мои памятные и важные вещи поместились в небольшой чемодан вместе с набором шмота первичной необходимости, смысла нет что-то везти с собой на другой конец земного шара. От всех предложенных диванов в комнату отказываюсь, чем довожу суетливого щеночка до глубокой задумчивости и откровенной растерянности. У него так мало свободного времени и так много планов, что я на каждый ставлю как минимум реакцию, а как максимум - созваниваюсь и слушаю. Говорю. Пишу что-то. Каждый разговор заканчиваю подтверждением, что не передумал. В личку дублирую, что буду рядом. Что знаю, как тяжело за постоянной улыбкой и поднятым хвостом скрывать тоску. Что тоже. Очень.

- Чего это ты как псина дворовая брешешь? Простыл?
- Да с парнями в баскет вчера забегались под дождем.
- Белые не умеют играть в баскет.
- Зато очень любят выебываться. Тебе ли не знать.
Объятие крепкое, долгое, цепляющееся. От него пахнет хлоркой, бетоном и почему-то пылью. Ах да, он же дневальный по библиотеке. Я шепчу ему едва слышно, на грани слышимости и в мое ухо, чтобы уж точно никто ни за что не услышал даже на 4х часовом свидании.
- Скоро все закончится.
- Знаю и недоволен. У меня еще столько книг осталось не прочитано!
Смеюсь почти до слез, крепко хлопая брата по спине, натирая короткий ежик его некогда массивных кудрей и готов расцеловать в обе щеки. Тир улыбается криво, но смотрит на меня с такой нескрываемой благодарностью, что мне становится неловко.
- Если и ты спросишь меня откуда, я заору.
- Какая разница? Я все равно никогда перед тобой не рсплачусь.
- Я перед тобой тоже. Прости меня. Я должен был тебе помочь и быть рядом.
- А я должен был оставить идею стать вторым отцом и просто быть собой.
- И где мы теперь?
- Просто быть собой это.... Роскошь, ради которой можно многое выдержать. Я рад, что у тебя получилось, Джейме.

У Господина Воронова Гнезда есть страх, что скоро всему конец,
Что солнце гаснет, грядёт потоп, тускнеет золото на крестах.

"У тебя прекрасно получается быть самим собой. Честно. Не могу представить какого это - столько лет давить себя, гасить, запрещать и убеждать, убедить себя, что ты камень. Что ты алмазный и цельнометаллический. Чья-то надежда, чья-то защита, чей-то босс, чей-то пример, чей-то ужас, чей-то герой. Сколько ты убеждал себя, что так и должно быть, тебе нравится и все в порядке. И сколько ты себя жрешь и ненавидишь за это. За огрызания на попытки солнца к тебе пробиться, выпросить, вытребовать, отвоевать у тебя хотя бы часть твоего груза. За все ваши склоки и резкие, жестокие слова, обиды. За все ваши скандалы и разбегания, за все разы, когда ты думал, что сможешь без него. Нет никого  в мире, кого бы ты ненавидел сильнее, чем себя, нет никого более виноватого  в твоей жизни и не имеющего права на прощение, отдых, принятие. За то, что не проводил с ней больше времени, чем мог. Что знал ее душу не так глубоко, как запоздало хотел. Что впускал его в свое тело, но не впускал в свою боль. Даже за то, что сейчас тлеешь в его руках и не находишь желанного покоя. Ты себя не простишь. Я прощаю. Я сберегу тебя. Я пойму. Прикрою, дам выдохнуть, спрячу в плечо и рукав отдам вместо платка. Ты меня не сильнее, чем его, просто иначе. Прости себя хотя бы за это. Потому что я тоже. Потому что я также считаю минуты и все свободное, сука, как его много в ежедневном списке дел и беготни, как же много... [череда вдохов и выдохов, короткий смешок] Думаю о тебе. Вспоминаю тебя. Чувствую. Можно не закрывать глаза, ты все равно передо мной. В темной простыне, босой, лохматый, с тонкой оправой тех сумасшедше идущих тебе очков на переносице. В красной футболке, моих авиаторах, моей куртке. В пене, под водой душа, на барной стойке, за столом в ресторане, у байка, на траве в парке, на столе в номере. На моем плече. Если я оближу губы, то вспомню вкус твоих родинок на пояснице. Три в ряд на одном расстоянии, маленькие такие. Углы ушек волка на твоей ключице. Арку ногтей, глубину лунок от них оставленных, когда ты сжимаешь мое плечо. Запах клубники от твоих пальцев. Никогда. Ни с кем. Ни разу. Ничего подобного. Но будто... Будто я знаю тебя гораздо дольше. Гораздо раньше. Будто я всегда опаздывал к тебе и нагонял только во второй половине жизни. Господь... Какую же хуйню я несу, как же я скучаю по тебе... Тем временем, зацени мои успехи! Spasibo! Eda. Polovnik. Kover. Den. Noch. Gitara. Ya lublu tebya. Lublu. Ya ochen tebya lublu, slishish? Verish? Mojhesh net, moei ogromnoi lubvi hvatit nam dvoim s golovou. "

Сначала я грешил на доставку. Даже в этих элитных рестах, откуда приезжает курьер, может случиться просрочка, ну с кем не бывает. Но когда третий день меня полоскало изо всех щелей и поднялась температура уже решил, что дело в тату. Да я набил и не показал. Сюрприз хотел сделать. Равно как и то, что прилечу ровно через месяц. Тирион еще вчера оказался в объятиях встречающей его Шаи, а потом моих, Серс и Бронна. Все получилось и меня даже не разыскивают. Виза готова. Билет на завтра, вещи собраны. Я и адрес окольными путями у Робба выведал. Просто окажусь у ворот их дома, фотки которого лежат у меня гигабайтами, обращусь к охране и попрошу сообщить Янкелю, что прибыл Лев Святого Марка. Тот самый, что притаился у меня на груди между ключиц, обрамленный символом, так похожим чертами на подвеску. И на мне будут авиаторы, красная футболка и моя косуха. И в телефоне моем на заставке - фотография их двоих. На лужайке в парке. Она, оказывается,  сохранилась и передалась, просто даты перепутаны были и нашел я ее совсем не сразу. И я уже объявил своим, что уезжаю отдыхать в Европу, а вернусь как нагуляюсь. У Серс договор о купле дома на руках, у Бронна есть своя хата, Тира с Шаей. Я даже с отцом виделся и рассказал, что  все исправил. Он, конечно, как обычно не отреагировал, но я хотя бы попрощался. У меня все готово, я даже перестал терзаться сомнениями, ревностью и страхом, что покидаю родную страну и континент, но это сраное заражение крови, блять... Еще и простыл безбожно, неделю уже брешу. Прогуляться решил пешочком по парку, где мы гуляли тогда и вымок просто насквозь. Ослабленный простудой, ожиданием и беготный организм дает сбой, но уже завтра... Уже завтра я сяду в самолет и через 10 часов окажусь в Берлине. Робб наверняка сорвется из своей командировки, бросит дела, влипнет сельней, ему точно лучше не говорить заранее. А птица... Моя трепетная птица будет счастлива и спокойна. Я тоже человек, я не могу больше терпеть ее боль и тоску. Чтобы не беспокоить лишний раз и вовсе перестал созваниваться, испугается, что простыл.
Мне только продержаться завтра и я обниму тебя. И больше не отпущу ни за что. Не оставлю..

- Сэр, вы в порядке? Сэр, вам плохо?
Все через вату, мелькают пятна, голоса и грохот, все тело деревянное и непослушное. Я почему-то лежу, а вокруг меня мельтешащие ноги. Вот мой рюкзак ручной клади. Вот телефон лежит уже на авиарежиме. Почему я... На полу?
- Да, все хорошо... Мало спал.
- Сэр, вы очень плохо выглядите. Вы очень бледны и кажется, у вас жар.
- Нет. Нет-нет, со мной все хорошо, мне надо на рейс.
- Сэр... О боже, у вас ледяные руки и... О боже!
- Простите... Начос был так себе на вкус... Извините, мне надо... Мой самолет уже объявили...
- Сэр, простите, но в таком состоянии я бы порекомендовала посетить медпункт перед полетом.
- Нет-нет, вы не поняли, со мной все хорошо. Мне очень надо на этот самолет.... Пустите..
- Вы не можете подняться самостоятельно. Я позову медиков.
- Нет, не надо, пустите!
- Сэр, мы не можем пустить вас на борт в таком состоянии. А если на борту вам станет хуже?
- Не станет, пустите, мне надо улететь!
- Вызовите бригаду, тут человеку плохо. Сильный жар, обморок, рвота, затрудненность дыхания, кашель... Да. Жду. Сэр, в целях безопасности экипажа, пассажиров и аэропорта, мы вынуждены проводить вас в медпункт.
- Я в порядке! По прилету схожу. Пожалуйста, пустите меня, мне надо.... Мне очень надо...
- Сэр? Сэр? Вы слышите меня? Сэр, вы слыши...

"Это же он, да? Песня грустная, но это мне нравится...  Privet, mi budem schastlivi teper i navsegda."

... Мистер Ланнистер, Вы слышите меня? Я доктор....
Телефон. Мне нужен мой телефон.
... вы поступили.... анализы еще не, но... есть подозрение на...
Те-ле-фон. Если я пропаду из сети надолго, он сойдет с ума от беспокойства. Я обещал, что не оставлю его.
... если подтвердится вирус... пока можем только... пригласить родственников...
Да. Пригласить родственников! Телефон!
Концентрируюсь на все свои силы, что только могу выжать. Захлебываюсь в кашле, от чего врач шарахается от меня даже будучи в маске. Жестом показываю телефон, повторяю как заведенный "фон", "фон." И наконец, спустя тысячу лет мне протягивают мой кирпичный мобильник. Рука в латексной перчатке. Вокруг все белое. Снимаю блокировку, выключаю авиарежим, спешно строчу в чат короткое. "прости уснул простыл хочу спать завтра напи"
... Доктор, пришли анализы! Нужно срочно переводить в инфекционку! Это оно!
... Оповестите родных по страховке.
... У пациента ее нет.
Тогда по базе ищите. Кто дал ему телефон? Уберите немедленно, это источник заразы, кто дал ему телефон?!
... извините, он так просил..
Нет-нет-нет-нет-нет, не смейте! Отправить сообщение из черновиков.
... Давление падает, реанимационный набор срочно! Бригаду вызовите. Интубация....

И я шепчу ему: "Перестань, я не оставлю вас никогда.
Я здесь сегодня, ещё потом в долине смерти есть тихий дом:
Крыльцо, веранда и сад в цветах".

- Мистер Бёрк? Конечно помню. Таких интеллигентных и талантливых юношей я всегда запоминаю. Чем могу быть Вам полезна? Оу. Хм. К сожалению нет. Я не виделась с ним с момента последней нашей общей встречи. Но мне есть у кого узнать, я Вам сообщу, конечно же.

- Почему к нему нельзя?
- Вы правда никогда не слышали ЧТО ЭТО за вирус, миссис Баратеон?
- Но... откуда? Где он мог его подхватить?
- Если в последний месяц мистер Ланнистер не бывал в Африке, то я теряюсь в догадках.
- ... я знаю откуда. У нас была небольшая вспышка перед моим... Уходом. Быстро локализовали, даже не пришлось вводить карантин. Воздушно-капельным может быть?
- Да. Болезнь действует на разные организмы по-разному. Стресс, ослабление иммунитета от других болезней. Переносчик может чувствовать себя хорошо, а вот заразившийся.
- И что теперь будет?
- Мы очень надеемся, что антибиотики подействуют и не придется переходить к более жестким методам. Но пока он сильно обезвожен, изолирован и не может самостоятельно дышать, мы внимательно следим за состо...

- Ты не должен его слушаться! Ему было страшно, он излишне драматизирует, нельзя такое писать. Напротив, надо позвонить этой его Королеве и рассказать все, как есть.
- Ты слышала что говорят врачи. Он уже не дышит сам и практически в коме. Если эти жесткие антибы не подействуют, то...
- Подействуют! А если и нет, то дай ей возможность знать, что с ним.
- А как она будет жить зная, что даже не успела попрощаться с ним? Они дышать друг без друга не могут.
- Ты всегда так тихо подкрадываешься, Шая. И откуда ты вечно все знаешь?
- В людях разбираюсь. Если он проснется и оклемается, то сам приедет и сам все починит. А если нет... То он просто будет выглядеть в ее глазах как мудак, который ее предал. Но не оставил.
- ... а в чем разница?
- Ты не поймешь, Бронн. Но он тебя об этом просил и вы никогда друг друга не подводили. Не подведи его и сейчас.
- Я против! Так нельзя! Поставь себя на ее место, а Тириона на его!
- Именно поэтому  я и настаиваю, чтобы ты сделал так, как он хочет.
- Еще Оленна какая-то названивает и пишет ему все время.
- Но он еще не мертв! Прекратите говорить о нем так, будто он умер!
- Сколько уже прошло дней? Она уже считает, что он или умер или больше не хочет ее знать. И эта неизвестность ее убивает сильнее, чем одно короткое сообщение, которое избавит ее от метаний.
- ... это бесчеловечно!...

"Крыльцо, веранда и сад в цветах, собака, окна на Notre Damе –
Я буду ждать тебя даже там.

- Мы сделали все, что могли. К сожалению, теперь вся надежда только на его собственные силы, желание жить и бороться. Теперь остается только ждать.

Я буду ждать тебя даже там.
Я буду ждать тебя даже там.
Я буду ждать тебя даже там.

Покосившаяся хижина прячется в лесной чаще. Очаг с котелком. Тропка вьется в высокой траве. Колодец. Конь светлой гривы.
Колеи от танковых гусениц. Блок посты. Проволока. Воронки от снарядов. Лозунги и призывы, приказы и команды.
Неоновые башни. Летающие автомобили. Механически конечности. Яркие синтетические цвета. Кислота и цифры.
Таро граффити. Море огня и грохот взрыва. Лопасти вертолета пожирают бетон и стекло. Нечеловеческий крик.

Шорох перьев. Скольжение песка между пальцев.

Кривой нож и пятна красные на ломте хлеба. Гроза в ночи, меч двуручный, латы походные, руны неизвестные, символы колдовские..
Ржавый скальпель и много окровавленного бинта. Тряска на заднем сиденье ментовского бобика. Назначение на пост министра.
Барная стойка в дыму и ряд шотов. Неоновые горизонтальные линии. Оранжевая клетка кафеля. Вода и крики.
Суетливая игуана не может найти себе места. Красный экран и постоянное мерцание. Долгий писк.

Перо ласкает щеку и скулу. Силуэт огромной круглой головы с хоботом и большими зеркальными глазами.

Длинные черные пряди разметаны по соломе. Вдоль рельефного ряда позвонков множество черных рисунков. На хрустальных запястьях, фарфоровой шеи, полупрозрачных лодыжках, ломких кистях, точеных запястьях, аккуратных фалангах и на черном шелке затылка - драгоценные камни и украшения из благородных металлов.
Тонкая прямоугольная оправа очков, кривая линия чернил из-под черного ворота к подбородку вверх тянется, два колечка в мочке. одно в брови, перчатки латексные на кистях, маска медицинская из кармана вывесилась. Пахнет антисептиком, кровью, сверкает игла шприца, пузырек ампулы, манжета тонометра, шнур стетоскопа, пластырь, бинт и много-много кровавых салфеток.
Уродливые бугры будто выжженные опоясывают под кистью ремешком от часов. Перебиты чернилами в абстракции от кончиков пальцев с черными длинными ногтями до плеча. Бордо на губах. Черный карандаш на веках. Лацканы пальто до пола. два кольца на безымянном друг на друге.
[indent]  [indent]  [indent] "когда всё закончится"
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] "мы возьмём вина"
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  "и ты больше никуда"
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] "не будешь уходить".

Тень от крыльев закрывает свет спасительной тенью. Меж ресниц крадется алый отсвет.

"— никуда ты не денешься больше, понял? "

- Тшшш, милый, ну куда ты. Нет-нет, тебе этого нельзя, это ты забудешь. Тебе сюда не нужно.
- Ты же не заберешь его?
- Дорогой, разве мы не единственные из семьи, кто не вмешивается в дела друг друга? Конечно нет, ему еще рано.
- Век за веком. Мир за миром. Версия за версией. Все повторяется. И каждый раз они делают это как в первый.
- С того самого дня, как впервые встретились и он впервые его убил.
- И никто ничего не помнит. Все с чистого листа, заново. По одному сценарию.
- Твоему ведь, мой дорогой? Да ладно тебе, не дуйся. Не лезу.
- Тебе не наскучило каждый раз молчать на его вопросы и рассказы?
- Я люблю его. Очень. И ты тоже.
- Вы все для меня одинаково близки.
- Да брось, зануда. Он наш общий любимчик.
- Поэтому мы с тобой постоянно и встречаемся в этой точке.
- А я хотела бы видеться чаще, но еще сильнее хочу, чтобы наш любимчик был счастлив. Пусть и каждый раз как в первый.
- И последний.

- Даже не думай.
- Даже не пытаюсь. Когда я последний раз пытался это сделать, то присел на 8 лет.
- Отдай мне телефон.
- Женщина, в твоих руках мой член, сердце и банковская карта с деньгами моего брата, которого я отправил на тот свет. Тебе мало трофеев в этом торжестве феминизма?
- Отдай. Мне. Телефон. Сейчас же. и не смей ничего отвечать сам.
- Чего не сделаешь ради любви, - роняет смартфон на подушку и отворачивается, чтобы скинуть одеяло, свесить короткие ноги с кровати и легко спрыгнуть. Хватает с тумбочки бумажную мягкую пачку, ищет взглядом зажигалку, потом долго ищет свои штаны, чтобы наконец обнаружить огонь. - Тоже, кстати, фразочка Джейме. Беру у любимого брата лучшее, включая жизнь.
- Я знаю, что ты винишь себя, хоть и не виноват, но это не повод хамить незнакомым людям. Тем более, его друзьям.
- А с чего такая уверенность, что это друг? - в некрасивых коротких пальцах ловко скручивается шелестящая бумага в трубочку, закладывается рассыпчатым табаком, склеивается вдоль точным и юрким движением языка. Поджигает бумажный конус, глубоко затягивается и выдыхает крепкий тяжелый дым. - Может, это тот, у кого он взял баснословно большие деньги для решения маленьких неприятностей?
- И почему это не может быть один и тот же человек?
- Потому что чудес не бывает, - он почти огрызается, еле сдерживая себя в кулаке и глотая еще большую порцию дыма самокрутки. - Не бывает добрых волшебников, что просто так дают миллион долларов на нужды бедным семьям, а потом не хотят чего-то взамен. Тебе ли не знать, что ничего в этой жизни не дается на халяву.
- А сейчас ты сбавишь тон, извинишься передо мной за грубость и выдохнешь.
Тирион глубоко вдыхает. Выдыхает еще медленней. Зажмуривается, задирая голову к потолку и стоит так, пока тлеющий уголек не падает на большой палец короткой кривой ноги.
- Извини меня. Я не должен был. Я никогда себя так не нена...
- Я знаю. Твои извинения нужны самому себе больше, чем мне. Я не злюсь на тебя. Но я тоже подавлена и, как и ты, нахожусь в сильном стрессе и ожидании новостей, потому не хочу, чтобы ты сорвался на меня и потом жалел и ненавидел себя еще и за это.
Тириону кажется, что он успел забыть, до чего рядом с ним мудрая женщина. Он курит не открывая глаз, пока не отвлекается на тихий звук щелканья коготка по экрану. Неторопливо поворачивает голову, открывает один глаз.
- Это все еще мой телефон. С кем ты переписываешься?
- С Янкелем Бёрком. Другом Джейме.
- Ты его знаешь? - в ответ увлеченная дева лишь небрежно мотает головой. - Так с чего такая уверенность, что он не навредит?
- Кому? Человеку в коме, у которого только за этот вечер дважды останавливалось сердце?
Тириону кажется, что он успел забыть, до чего жестокая рядом с ним женщина. Махорка горчит, тяжелыми жирными хлопьями оседает в легких. На месте Джейме должен был оказаться он. Брат не просто не заслужил всего этого, он просто... Он просто не должен был. Кто угодно, но не он. И малодушно добавляет себе же: как угодно, но не так.
- Что ты ему пишешь?
- Адрес и время.
- Его все равно не пустят к нему. Нас не пускают, родственников, а "друга" в реанимацию не пропустят и подав...
- Зачем мне приглашать его в реанимацию, в которую его все равно не пустят? Я приглашаю его к нам.
- Прямо сюда?
- Прямо сюда.
- Позволь поинтересоваться, а с какой целью?
- С целью задать ему все те вопросы, что сейчас ты болванчиком задаешь мне.
- Незнакомого человека? Вот так просто?
- Человек не может стать знакомым, если с ним не познакомиться и не поговорить.
- У тебя отсутствует инстинкт самосохранения.
- У меня отсутствует паранойя, а ты этим похвастаться не можешь, к сожалению. Но я справлюсь за нас обоих. Он приедет через 8 часов, а у нас после переезда все еще бардак и в холодильнике кончилось пиво. Так что немедленно выключай свет и ложись спать!
И Шая откладывает телефон на свою часть тумбочки, выключает ночник, поворачивается на бок и затихает.
Тириону кажется, что он успел забыть, до чего рядом с ним удивительная женщина.

- Вы не говорили, что будете не один.
Шая сидит на ступеньках, загораживая своей хрупкой фигуркой проход к крыльцу. В простом светлом свитере, джинсах с наивной аппликацией "hello kitty" и ярких кроксах на босу ногу, она бы казалась совсем девчонкой, если бы не хорошо заметные линии на лбу, в уголках глаз и жесткие у рта, что плохо скрывает косметика. Линии женщин совсем чуть-чуть за тридцать, но повидавших столько дерьма в своей жизни, что это ты еще в глаза ей как следует не посмотрел, чтобы совсем расхотеть общаться. Так смотрят ведьмы и вдовы. Так смотрят внутрь до последней клетки под микроскопом. Так смотрят на останки тела, что собственноручно по частям разделала топором в ванной, слила кровь в канализацию, а куски в мешок, багажник пикапа и за город, кукурузное поле удобрять да свиньям прикорм.
А еще так смотрят те, кому не нужно задавать вопросов, чтобы получить ответы.
- Мое имя Шая, - она говорит с акцентом, но идентифицировать, с каким именем, невозможно от слова совсем. - И судя по вашему выражению лица, мне не нужно вдаваться в подробности о том, кто я, - она смотрит на Робба. Не враждебно. Не агрессивно. Но с такой спокойной уверенностью, что даже если бы гости прибыли на танке, то вряд ли осмелились бы попытаться ее сдвинуть с силой. - Взяла вам Kronenbourg и Hoegaarden на выбор. А теперь скажите мне, кто вы на самом деле и я провожу вас к Тириону.

Склоняет голову к плечу. Совсем немного выгибает одну бровь. Не улыбается, не хмурится.
Обычная женщина. Не красавица уникальная, в толпе вряд ли выделишь такую и запомнишь. Такую чаще встречают с лохматым пучком и в растянутых кофтах, толкающей тележку дешевых продуктов в супермаркете чем даже с бумажным стаканчиком кофе в офисе. У таких женщин обычно свой старый-старый фордик, на заднем сиденье которого вечно плачет ребенок; смена в больнице уборщицей перетекает в смену сиделкой в доме престарелых; муж работает автослесарем и предпочитает проводить вечера с друзьями в баре, чем дома, а из досуга у таких женщин - хотя бы полчаса посидеть перед телевизором, только забыв включить на нем звук.
Если бы не взгляд. Если бы не ненавязчиво и легко сжатая в кулаке связка ключей, самый длинны из которых слегка выглядывает между безымянным и средним пальцем. Если бы не внешне расслабленная и простая поза, за которой, только при внимательном рассмотрении можно углядеть, что ступни в этих самых кроксах очень плотно прижаты к ступеням, готовые оттолкнуть хрупкое тело для прыжка.
А вот лицо - зеркало. Спокойное, внимательное, чуткое. Очень знакомое, да, Янкель Бёрк?
Переводит взгляд с одного на другого не двигая головой. Высматривая, будто не сами слова ей интересны, сколько подача. Быстро проходится по высоким фигурам, рукам, линиям плеч, ногам, заглядывает будто и за них тоже, но особенно - в них. Во внутрь. Не помогает ни своей реакцией, ни ее отсутствием на спутанные объяснения, на неловкие попытки, как  бывает делает учитель, вызвав к доске не знающего предмет ученика на ответ перед комиссией. Даже на шутки и комментарии второго не реагирует иначе, чем переводом взгляда.
И ни разу за все это время не моргнула.
- С номера Тириона с тобой общалась я, - добавляет через долгую-долгую паузу. Слегка ведет плечами, медленно поднимается, придерживаясь за чугунные перила. Стоя на две ступеньки от земли, она оказывается все равно чуть ниже Янкеля, а значит без подставки будет значительно ниже Робба. Но это не ощущается ее недостатком или слабостью. - Тирион сейчас не слишком доброжелателен к миру в целом, а к незнакомцам и подавно. Он бывает груб и язвителен, когда ему больно. А сейчас ему именно так.
Теперь она смотрит только на Бёрка. Долго, неотрывно, еще раз сканирует его с ног до головы, еще раз всерливается черными, кажется, даже без бликов, глазами в светлые глаза напротив и добавляет.
- Ты же это знаешь.
Металлическим звоном выпадает связка из ладони, повисая колечком на большом пальце. Брелки, цепочки и много ключей, явно больше, чем нужно для переезда в новое жилье.
- Поможешь мне? - вдруг поворачивает голову к Роббу и слегка улыбается. И вдруг жесткое лицо обретает краски, сатиновую мягкость, матовость, тепло. Протягивает пакет с пивом, благодарит кивком, затем разворачивается на ступенях, смешно скрипнув подошвами кроксов и ведет мужчина за собой.
Общий холл, лестница на второй этаж, одна из квартир с фиксированной арендной платой 700 долларов в месяц, таких типовых в Верхнем Ист-Сайде. За типовой дверью прячется мир коробок, тесного пространства между ними, в которое пройти можно только боком. Свежий ремонт, очевидно, был совсем недавно, но владельцы едва ли дольше недели проживают в этих просторных, светлых метрах с большими окнами, через которые сейчас струится солнечный свет. Шая ловко лавирует между коробок, увлекая в лабиринте троп за собой гостей, приглашая их в гостиную, где на подоконнике курит самокрутку коротко стриженный под машинку некрасивый мужчина с гетерохромией глаз, уродливым шрамом поперек лица и очень непропорционально коротким телом.
- Это друзья. Не обижай их, - вдруг строго говорит ему Шая и удаляется в сторону кухни с забранным у Робба пакетом.
- Ты бы не оставляла нас наедине, а то я ж могу не сдержаться и разорвать этих господ голыми руками, - через закатывание глаз отвечает Тирион, скривив губы. Затем смотрит на вошедших, выдерживает несколько секунд как дать возможность внутренне отреагировать на самого себя и приподнимает брови. - Если станет слишком страшно - вызывайте 911, они тут быстро приезжают. Может даже успеют вас спасти, но я бы не был так уверен.
И глаза выпучивает, имитируя ужас. Снова хмыкает. Они не похожи вообще ничем, ни единого сходства. Только усмехаются одинаково. До боли похоже. Как могут только люди, бесконечно много времени проведшие вместе, на одной волне, любящие и уважающие друг друга.
- У нас тут временные трудности с посадочными местами, так что выбирайте максимально привлекательную коробку и располагайтесь. Курить пока можно везде, но лафа закончится с распаковкой мебели и я с трудом буду находить разницу между своим бывшим местом обитания и нынешним.
- Я сделаю вид, что не слышу тебя.
- Спасибо, дорогая. Тирион Ланнистер, - кивает только Роббу, представляясь только ему персонально и, получив имя в ответ, вытягивает губы трубочкой, задумываясь. Затем выдыхает тяжелое облако дыма, смотрит перед собой, живо играет густыми бровями и поднимает указательный палец вверх. - знаете, я прочитал огромное количество книг за последние несколько лет жизни, но даже вспоминая все их сюжеты не могу представить ситуации, чтобы фармацевтический король и лидер рынка айти с другого континента вдруг стали настолько близкими друзьями моему брату. Он, безусловно, отличный парень, симпатичный, хоть и за красоту в нашей семье отдуваюсь я, но все-таки. Давайте сразу к делу: под какой про...
- А вот и пиво! - прерывает резко появившаяся Шая, бесшумно появляясь за спинами гостей.
- Напомни, дорогая, когда в твоей школе был урок про патриархат, ты прогуляла его ради тренировки группы поддержки?
- Нет, я дрочила однокласснику в кабинке туалета за десятку, чтобы моя мать могла купить моему третьему отчиму дозу героина, а то он в ломке бегал за нами с ножами и ночью лез ко мне в кровать, - протягивает в одной руке сразу два горлышка гостям, две другие бутылки тянет на подоконник, сама устраивается на полу, в коконе кресла-мешка возле подоконника, сворачиваясь в нем как кошечка. Смотрит на всех мужчин в комнате и непринужденно пожимает плечами. - Да вы чего? Это шутка такая, выдыхайте, парни.
- Твои стендапы собирали бы аншлаги, дорогая.
Громко откупоривает крышку себе, потом Тиру, вопросительно смотрит на мужчин и кивает на их бутылки.
- Давайте выпьем за знакомство.

- Ну почему, я люблю представлять гипотетические ситуации. Я в целом больше теоретик, чем практик, - отзывается с готовностью Тирион, когда его перехватывает жесткий акцент по мягкому голосу.
- Это у него присказка такая, - вполголоса, но максимально искренне интересуется Шая у Робба, но вопрос явно риторический и беззлобный, хоть и без признаков улыбки. В этой квартире много света, простора, но людям в ней не до веселья даже несмотря на явно комическую ситуацию.
- Звучит логично. Сделка - гонорар, немецкие миллионеры и нищий швейцар из Нью-Йорка, пока все более чем обыденно.
- Бывают разные причины, по которым люди не хотят вдаваться в детали.
- А я бы не отказался от небольших деталей по ситуации с моим братом.
- Мистер Бёрк не уверен, насколько Джейме хотел бы, чтобы её узнали, - Шая смотрит гипнотической змеей черным в серое.
- Джейме тоже этого не хотел. Но жизнь так устроена, что мы не всегда получаем желаемое. Увы.
- Я просто напомню, что сейчас навредить ему сильнее они уже не могут, - отсекает, напоследок всерлившись во взгляд Бёрка с какой-то особенной внимательностью.
- Кажется, Вы сильно выбиты из знакомой среды, многолетнего состояния контроля над ситуацией, никак не может собраться, чтобы вести переговоры на позиции силы. Непривычное ощущение, не правда ли? - продолжает Тир, но едва подает голос девушка закатывает глаза и коротко выдыхает.
- Люди справляются со своими эмоциями так, как у них получается.
- Напомни, дорогая, на чьей стороне ты воюешь?
- На стороне тех, кто осторожен в обращении к еще живому человеку в прошедшем времени, - она впервые поворачивается к... мужу? парню? любовнику? Кладет ладонь на его маленькое колено, осторожно сжимает и поглаживает. - Мне приходится тебя отрезвлять, чтобы потом тебе не было больно за сказанное. Я не могу насильно заставить тебя делиться болью, но могу предостеречь от ее увеличения.
- Я пытаюсь быть крутым, женщина. У меня реально есть такой шанс сейчас, в моей жизни это случалось редко. А ты мне мешаешь, - на удивление без наезда и обиды отвечает маленький человек, накрывая ее ладонь своей.
- Что еще больше должно располагать к тебе Янкеля и Робба, разве нет?
Кажется или миниатюрная девушка защищает двух миллионеров от зэка-карлика?
Но лучше не становится и внимательный Тирион снова играет бровями, умело используя микросекунды для выдоха между предложениями, чтобы вставить свои пять центов.
- Еще один Ланнистер, еще одна финансовая схема. Карма не любит разнообразие сценариев. Это было бы забавно.
- Нет, не было бы, - режет словами Шая, делая еще один глоток из бутылки.
Затем все вскидываются, зависая взглядом на лампе. Смотрят на нее так, будто вместе светильника там живой и очень близкий человек. В воздухе, пусть и не наэлектризованном, но все еще не дружелюбном, на долю секунды лучащееся из окон солнце обрело тепло и объем. Но погасло так же быстро.
Более того, затянуло тучами с налитыми боками свинцовой ваты, наполненной смехом, ровным голосом и воплями из динамиков смартфона. "... они угрожают окунуть меня в фонтан, если я сделаю еще хотя бы один звонок. А еще отобрали мои ботинки, а я не хочу наступать на траву голыми ногами. Кажется, я в ловушке " камера опускается вниз, демонстрирует кусок пледа, бледные ступни, газон. "Мне нужна помощь. Позвоните в полиц... Эй, Птица!" - от этого голоса синхронно вздрагивают все, камера вскидывается на подбегающего высокого блондина с широченной белозубой улыбкой. "Чтож ты не взмахнешь крыльями и не взлетишь? Давай, я тебя поймаю".
Крупным планом лицо. Чуть прилипшие к влажному лбу пряди. Улыбка. И взгляд. В этом взгляде столько такого, что просто, Янкель, как же ты, пересматривая это видео в своей галерее, еще мог сомневаться в нем? Видео обрывается. Маленькая рука дрожит. Тир спрыгивает с подоконника, бросая и недокуренную махорку и телефон с коротким "мне надо отлить", после чего быстро покидает комнату. Шая перехватывает и устройство и окурок. Медленно затягивается, пересматривает видео снова, но уже на меньшей громкости. Улыбается. Впервые, за все время знакомства, она тепло и нежно улыбается, останавливает последние кадры и рассматривает.
И говорит. Иначе. Все с тем же грубым акцентом, но так мягко и напевно, как невозможно от нее ожидать.
- Я могу сказать тебе адрес прямо сейчас. Но если бы это имело смысл,  нас бы ты мог застать только там, на жестких скамейках в холле больницы. Даже на этаж хода нет, инфекционка, но я не могу донести эту мысль его сестре, которую знаю уже четыре года. Смогу ли  тем, кого вижу десть минут своей жизни?
Еще одна затяжка. Смотрит на лампу. Тянется рукой, проводит кончиками пальцев по люминесцентному циллиндру. Стильному, красивому, дизайнерскому.
- Курьер привез на следующий день после того, как его закрыли. Наверное это планировалось сюрпризом с другого континента. Но теперь мы все знаем, что Джейме не очень удаются такие сюрпризы, - а теперь она смотрит почему-то только на Робба.
- Я услышала и увидела достаточно, чтобы вам обоим больше не приходилось платить вынесением горя Тириона за исцеление своего. А можете остаться с нами. В паре может быть абсолютное взаимопонимание и мир, но иногда даже самого близкого человека мало, чтобы вынести что-то тебя убивающее.
И перед тем, как сделать еще один глоток, роняет Роббу короткое:
- Знаешь же.

Они молчат особенно. Не праздными зрителями, не из вежливости, не из гостеприимства позволяя повышать голос в своем жилье и выяснять отношения. Они молчат даже не потому, что внимательно изучают или слушают. Но и не отводят взглядов. Не скучают и не ждут, когда все гости выговорятся. Они активно участвуют в разговоре, но просто делают это молча. Смотрят друг на друга не нервным оглядыванием, а участливой нежностью; переводят взгляд на говорящих парней не с осуждением или оценкой, а будто бы... С бесконечным пониманием.
Потому что сами были такими десять лет назад. Потому что Янкель и Робб стали бы такими же через десять лет, если....

- Но есть один нюанс,  - наконец-то изрекает Тирион. В его разноцветных глазах умирает в капкане животное, рыдая без слез и крича без звука. - Вы ведь оба толком не знаете подробностей?
- Робб, помоги мне на кухне, - поднимается с места Шая, протягивает открытую ладонь кудрявому шатену демонстративно перед лицом. В жесте "у меня ничего нет, я безоружна и не причиню вреда. Вот только Роббу ли она ее демонстрирует. - Пожалуйста, мне одной не справиться, - с нажимом деля тупым ножом слоги в своей уникальной интонации. И как только Старк несмело протягивает руку в ответ, он крепко перехватывает его запястье стальным браслетом пальцев и тянет его за собой через груду коробок и пакетов к двери на тесную, но симпатичную кухню, в которой еще пленкой обмотан гарнитур и вся мебель, кроме микроволновки и холодильника.

- Я гуглил вашу персону перед встречей и знаю, что медицинское образование у Вас имеется да и занимаетесь Вы отнюдь не производством кондомов и оральных контрацептивов, - Тирион говорит тяжело  и без тени улыбки, без малейшего намека на свет.
- Будет нечестным не поблагодарить тебя и Янкеля за те деньги, что вы дали Джейме. Чтобы он для вас не сделал, нас это не касается, пока он сам не захочет поделиться и я не хочу знать деталей сделки ни от кого, кроме него. Вы спасли большую семью от большой беды. Но я не Ланнистеры, - Шая оборачивается к Роббу, улыбается как-то светло и очень печально. - И их гордость с принципами принадлежит им. Я скажу спасибо только от себя. И только за свободу моего мужчины.
- Вам знакомо слово хантавирус? - Тирион наблюдает за неопределенным движением плечи и кивает. - Хорошо что не эбола - подумал я, когда услышал это глупое слово и, также, как в случае с вашей персоной, полез в гугл раньше, чем врач дал комментарии. Люблю казаться умненьким, есть грешок, - вздыхает, брови паясливо двигаются, но веселость или хотя бы улыбка не вернулась даже тенью. - Это оказалась зараза, что выявляется у грызунов, ей заражаются люди через вдыхание пыли, остатков экскриментов, отходов крыс и, иногда, через их укусы. Она может пройти почти бессимптомно при легкой форме и достигать смертности 50% при тяжелой, когда превращается в геморрагическая лихорадка с почечным или легочным синдромом. Как вы могли догадаться, контингент людей, что мог бы стать жертвой этой заразы немного сильно не дотягивает до Вашего уровня.
- Он сам был виноват. Его никто не подставлял и не кидал, он знал, что идет на риск и нарушает закон, так что его поступку нет оправдания. Наказали его заслуженно. А его семья, друзья и я - закон нарушили тоже, подкупая судей, начальника тюрьмы, присяжных, чтобы скостить ему срок. Теперь ты, Янкель и Джейме тоже преступники. Я не хочу, чтобы вы заблуждались в понятиях и чувствовали себя благодетелями. И тем более, никогда, даже в пылу ссоры, - она поднимает призывающую к молчанию ладонь быстрее, чем Робб пытается ее перебить, ошеломленный пониманием, что она собирается сказать, - даже в самый горький/болезненны/несправедливый момент вменили Джейме. Поверь мне, у него действительно дерьмовый характер, он бывает совершенно невыносим и всегда поступает так, как считает нужным. С ним тяжело. а сегодня, глядя как я общаюсь с Тирионом, вы могли бы взять себе на вооружение такие способы коммуникации. Так вот, берите, Джейме поймет, он так привык. Но никогда не демонстрируйте свое превосходство над ним платой за эту сделку и благом всей этой семье. Помни. Все это, - она окидывает взглядом кухню, пальцем обводит себя и самого Робба - преступление. И все мы - преступники. Обещай, что запомнишь. Это очень важно. Обещай.
- У Джейме второй тип. Тяжелая форма инфекции легочного геморрагического синдрома. Хантавирусный легочный синдром вначале развивается как гриппоподобный синдром с острой лихорадкой, миалгией, головной болью и симптоматикой со стороны желудочно-кишечного тракта. 2–15 дней спустя (в среднем 4 дня) у пациентов быстро появляются признаки некардиогенного легочного отека и гипотония. При более тяжелых случаях заболевания смертность достигает 50%. Сейчас он не может дышать сам и лечение ему не помогает, потому его ввели в кому, чтобы успеть перебрать препараты. Пациенты с ГСП, которые переживают первые несколько дней, быстро идут на поправку и полностью выздоравливают через 2–3 недели, часто без осложнений, - его голос становится все более металлическим, гласные звучат звонче и резче. - За прошлую ночь у него дважды останавливалось сердце.
- Но я все равно говорю тебе и Янкелю спасибо. За Тириона. Он хороший человек. Свет в окне для Джейме и наоборот. В тюрьме он бы сгнил. Четыре года назад он был совсем другим и вряд ли полностью восстановится. А Джейме бы точно влез в  какое-нибудь беспросветное дерьмо, ища способы найти денег и вытащить его. И пропал бы. Он такой. Ни перед чем не остановится ради тех, кого любит. Себя разменяет вообще не задумываясь. Думаю, это вы тоже уже заметили, - склоняет голову к плечу и чуть улыбается. - Часть этих денег ушла на мой выкуп из борделя, но здесь благодарности не будет, прости, - Шая резко тянет с плеча ворот широкого свитера, обнажая смугловатую кожу истыканную уродливыми пятнами, похожими на следы от пуль и взмахов чего-то острого. - Потому что я заслужила все, что со мной происходило. Джейме тоже всегда готов нести наказание за то, что считает заслуженным. Запомни это и донеси до Янкеля. Обещай мне, Робб Старк, - отодвигая ткань на место, она лезет в одну из коробок и достает стаканы.
- А перед тем, как заболеть, он навещал меня. В тюрьме. В закрытом пространстве маргиналов, бомжей, наркоманов и прочей швали, которая свое имя пишет с ошибками, но уже голыми руками задушило несколько человек. Я не знаю, кто это был из них. Я не вспомню, в какой момент мог произойти контакт и как именно - слишком много вариантов. Я жалею только о том, что я был всего лишь переносчиком практически без симптомов, - Тирион не моргает тяжелой водой в разного цвета глазах. - И если он все-таки переживет еще несколько дней, а ты отвечаешь за все те слова, что только что сказал, то поклянись мне, что он никогда, ни за что, не при каких обстоятельствах не окажется в кругу тех, от кого может подхватить смертельную, сука, крысиную чуму бомжей, убийц и прочего отребья. Мой брат заслуживает лучшей участи. Мой брат очень хороший человек. И если я его все-таки не прикончу, то береги его, Янкель Бёрк. Иначе, - он сглатывает и медленно моргает. Удерживает себя, сбавляет эмоции в речи. Но все еще ни капли юмора. - Поверь, моя инвалидность еще никогда не мешала мне делать страшные вещи, о которых никто, даже она, - он кивает в сторону кухни, - не знает.
- Тебе не будет легче, хоть ты и сильнее их обоих,  - вдруг нежно говорит Шая, вручая стаканы Роббу и... Обнимая его. - быть сильным, значит видеть, жить, принимать и, иногда, оставаться в стороне, пока больно твоим любимым, но слабым. Давать им возможность найти выход самим. - Прижимается головой к его плечу, гладит его по кудрям. - Но ты обязательно справишься, мой мальчик. Ты молодец.
- Тебе и твоему неофициальному супругу очень повезло, что вас любит такой человек, как мой брат. Я просто хочу, чтобы и ему с вами повезло не меньше, - Тирион спрыгивает с подоконника, тянет маленькую ладонь навстречу для рукопожатия. Жмет крепко.

Неприятный звук рингтона разрезает тишину. На кухне звенит осколками выроненный стакан, Шая мгновенно оказывается в дверях и смотрит на выхватившего из кармана смартфон Тириона, что меняется в лицеи  смотрит только на свою женщину. Снимает трубку, вжимая телефон в ухо.
- Серсея, говори.
В этой паузе растягивается вечность.
Роняет руку с аппаратом вдоль тела, наклоняет голову и молчит.
В этой тишине вечность уничтожает все.

Не знаем.
Сердце подпрыгивает к горлу, а потом срывается вниз — к ногам.
Шая уводит Робба, и я провожаю их спины долгим взглядом. Отчего именно сейчас? Потом выясню.
Хантавирус. Что-то и правда смутно знакомое, но не могу выловить, что конкретно. Перед глазами появляется лекционный зал, и это всё, что получается вспомнить. Впрочем, детали мне тут же объясняют.
В тяжёлых случаях смертность достигает пятидесяти процентов. Бьётся в ушах. Звучит как будто обнадёживающе, если не понимать. Например, в возрастной группе Джейме смертность от ковида составляет 0,15%.
За прошлую ночь…
Гасну — весь. Пытаюсь закурить. Тирион в конечном итоге прикуривает, понаблюдав за моим безнадёжным сражением. Дважды. За одну ночь. Господи. Мы приехали его хоронить? Не верю. Не может быть.
Дальше — в тумане. Тирион добивает. Пока говорит, я отхожу от подоконника, на котором он сидит. Не отшатываюсь от него, просто мне нужно сесть. Немедленно. А он говорит. Распаляется. Поднимаю голову к потолку: нужно проморгаться. Дым попал в глаза. Выдохи почти шумные. Зачем же ты его увела. Он мне так нужен. Сейчас.
— Не сомневаюсь, — замечаю хрипло. — Обо мне Роббу тоже известно не всё. И ещё…
Собираюсь с мыслями. Перевожу дыхание.
— Невозможно нести ответственность за то, о чём не знал. Знаю, вам эти слова не помогут. Вам никто не поможет, кроме самого себя. Но единственный человек, которому следует вас за это простить — вы сам. Больше некому.
Потому что никто не винит.
Почти ничего не вижу. Движение с подоконника скорее угадываю, и почти с удивлением отслеживаю движение ладони. Вот как. Пожимаю, отмечая, что он сильнее, чем можно было ожидать. Со мной такая же история, да?
— О Роббе беспокоиться не стоит, — веду плечом почти меланхолично, — а я однажды буду стоить их обоих.
А после мир крошится снова.
Сижу замороженный, только и могу, что глаза отереть да обратиться в слух. В дверях появляется Шая почти мгновенно, спустя одну реплику Тириона выходит и Робб. Такой бледный. Аккуратно её огибает и проскальзывает ко мне. Становится за спиной. Руку кладёт на плечо, и сжимает — больно. Это и хорошо.
Маленькая фигура трясётся, и до меня не сразу доходит, почему. После заветное произносит:
— Он проснулся.
Робб крепко обнимает меня за плечи раньше, чем я понимаю, что именно опаляет лицо.
— Всё хорошо, — шепчет он мне, — всё теперь будет хорошо.
Оказывается, я держу его за руку, проходящую поверх моих плеч. Цепляюсь, как за единственное спасение.
— Спасибо, — нетвёрдым голосом говорит Робб, каким-то образом умещая в одном слове всё, что подразумевает. — Напишите, пожалуйста, когда разрешат посещения. Мы, кажется, засиделись. Пойдём.
Последнее уже ко мне. Да. Нужно встать.
Нужно жить.
Шая провожает нас к выходу. Затем окликает меня. Снова остаётся на ступенях, и её взгляд попадает по ровной линии в мои глаза.
— Кларксон авеню, 451. Госпитальный центр Кингс Каунти. И ещё, — она вцепляется в моё запястье с таким чувством, что я смутно ожидаю обнаружить новый синяк впоследствии, — он отправил отложенное сообщение своему лучшему другу с требованием достать свой телефон любой ценой и написать с него, если с ним что-то случится. Бронн не хотел. Настояла я. Не считаю, что была не права.
И добавляет с коротким кивком и совсем тихо.
— Ваше Величество.
— Не была, — после паузы отвечаю тихо. Затем отпускаю ладонь Робба, чтобы положить вторую руку поверх пальцев Шаи. — Если бы этого было достаточно, чтобы оставить его, это и был лучший вариант. Всё честно. Но… хорошо, что у меня был номер хотя бы бабули его бывшей жены. Не представляю, что бы мы иначе делали.
— Кстати об этом, — Робб достаёт телефон, — можно мне твой ещё?
Кажется, пора возвращаться в номер — и ждать. Мучительно, ломко, долго. Робб, однако, называет водителю совсем другой адрес. Смотрю на него. Он улыбается. Пожимает плечами.
— И… что предполагается дальше?
В больнице холодно. Температура комфортная, но цвет освещения и общее настроение. Старк крутит кудрявой головой, потом решительно топает к кофейному аппарату. Выбирает горячий шоколад. Ну… кто бы сомневался. Больничный-то самый вкусный, да?
Не притронувшись к стаканчику, он шуршит к указателю, долго его изучает, а потом требует отправиться за ним. Подчиняюсь почти бездумно. В этом нет никакого смысла, потому что к Джейме ещё нельзя, но что-то ведёт моего волчика вперёд, и кто я такой, чтобы ему помешать.
— Смотри.
На скамейке сидит несчастная темноволосая женщина. Если её сфотографировать и прогнать через приложение для смены пола, получится Джейме. До меня начинает медленно доходить. Ты знал?..
— Привет, Серсея, — Робб садится на корточки перед ней и протягивает горячий шоколад. — Я Робб, а это Янкель. Мы пришли к Джейме. Тебе нужно поесть и поспать. Скажи, откуда его видно. Мы сменим. Будут новости — расскажем и тебе, и Тириону. Если свой номер дашь.
Какого хрена, Робб.